А. Жемчужников

«Духа не угашайте»

Первое послание к фессалоникийцам

св. ап. Павла (IV, 19)

Я к вам, ровесники мои, отцы и деды,

О родине скорбя, держать задумал речь.

Мне кажется, что я как гору скину с плеч,

Вам душу высказав средь искренней беседы.

Ведь в сети юных грез нам, зрелым, трудно впасть;

В нас нет охоты быть ни жертвой, ни героем;

Итак, в беседе мы, порядок чтя и власть,

Лишь на себя глаза откроем.

Хоть тот же деятель на сцене, да не тот!

Участник дел былых порой неузнаваем…

Мы время темное теперь переживаем;

Кто скажет: что в судьбах грядущего нас ждет?

Участник дел былых, надеждами богатых,

Почтенный деятель в недавней старине,—

Как будто опьянев, почил на лаврах смятых

И спит, кощунствуя во сне.

Благочестивыми воздвигнут был руками,

Как благолепный храм, России новый строй;

Пред алтарем служил тот деятель былой,

И верующих сонм теснился в этом храме…

Теперь он опустел; все входы прах занес;

Священнодействий нет; он темен и печален;

И ползает в нем гад; и, лая, бродит пес,

Как средь заброшенных развалин.

Подумать — страх берет, что ныне меньшинство,

Покуда верное гражданственным началам,

Уж представляется явленьем запоздалым.

Таков переворот. Чем объясним его?

Что возбуждает в нас враждебность и сомненья?

Иль барщина честней свободного труда?

Иль мрак невежества полезней просвещенья?

Бессудье ль правильней суда?

Я знаю: был объят за родину тревогой

Ты, русский гражданин, в те смут крамольных дни…

Ты прав: учение преступное казни,

Но неповинных в нем святых начал не трогай!

Та проповедь средь нас опасностей полна,

Что будто бы они с порядком несовместны;

Порядка верный страж — тот в наши времена,

Кто их последователь честный.

Но смелость доблести в нас никнет; дух наш спит;

Звучат еще слова, но мысли — ни единой;

Но искры божьей нет. Затянутого тиной

Болотного пруда таков сонливый вид.

Грешны и жалки мы, без пользы жизнь кончая

И без луча надежд! Что сеешь, то пожнешь.

И сердце черствое, и голова пустая —

Так в жизнь вступает молодежь.

О, если чувство в нас еще не вовсе глухо,

Детей и родину спасем, рассеяв сон!

Завет апостола: «не угашайте духа!» —

Напоминаю вам. Как знать? В дали времен,

Быть может, к нравственной воззвать придется силе;

И вот — сердца молчат, заглохший разум — нем…

Ответит тишина могильная — затем,

Что духа нет, дух угасили.

 

12 октября 1888, Павловка

Нищая

С ней встретились мы средь открытого поля

В трескучий мороз. Не лета

Ее истомили, но горькая доля,

Но голод, болезнь, нищета,

Ярмо крепостное, работа без прока

В ней юную силу сгубили до срока.

Лоскутья одежд на ней были надеты;

Спеленатый грубым тряпьем,

Ребенок, заботливо ею пригретый,

У сердца покоился сном…

Но если не сжалятся добрые люди,

Проснувшись, найдет ли он пищи у груди?

Шептали мольбу ее бледные губы,

Рука подаянья ждала…

Но плотно мы были укутаны в шубы;

Нас тройка лихая несла,

Снег мерзлый взметая, как облако пыли…

Тогда в монастырь мы к вечерне спешили.

 

1857

* * *

О, скоро ль минет это время,

Весь этот нравственный хаос,
Где прочность убеждений — бремя,

Где подвиг доблести — донос;

Где после свалки безобразной,

Которой кончилась борьба,

Не отличишь в толпе бессвязной

Ни чистой личности от грязной,

Ни вольнодумца от раба;

Где быта старого оковы

Уже поржавели на нас,

А светоч, путь искавший новый,

Чуть озарив его, погас;

Где то, что прежде создавала

Живая мысль, идет пока

Как бы снаряд, идущий вяло

И силой прежнего толчка;

Где стыд и совесть убаюкать

Мы все желаем чем-нибудь

И только б нам ладонью стукать

В «патриотическую» грудь!..

 

1870

Притча о сеятеле и семенах

Шел сеятель с зернами в поле и сеял;

И ветер повсюду те зерна развеял.

Одни при дороге упали; порой

Их топчет прохожий небрежной ногой,

И птиц, из окрестных степей пролетая,

На них нападает голодная стая.

Другие на камень бесплодный легли

И вскоре без влаги и корня взошли,-

И в пламенный полдень дневное светило

Былинку палящим лучом иссушило.

Средь терния пало иное зерно,

И в тернии диком заглохло оно…

Напрасно шел дождь и с прохладной зарею

Поля освежались небесной росою;

Одни за другими проходят года —

От зерен тех нет и не будет плода.

Но в добрую землю упавшее семя,

Как жатвы настанет урочное время,

Готовя стократно умноженный плод,

Высоко, быстро, и сильно растет,

И блещет красою, и жизнию дышит…

Имеющий уши, чтоб слышать,- да слышит!

 

1851

Старость

Сколько мне жить?.. Впереди — неизвестность.

Жизненный пламень еще не потух;

Бодрую силу теряет телесность,

Но, пробудясь, окрыляется дух.

Грустны и сладки предсмертные годы!

Это привычное мне бытие,

Эти картины родимой природы —

Все это словно уже не мое.

Плоти не чувствую прежней обузы;

Жду перехода в обитель теней;

С милой землей расторгаются узы,

Дух возлетает все выше над ней.

Чужд неспокойному страсти недугу,

Ведая тихую радость одну,-

Словно хожу по цветистому лугу,

Но ни цветов, ни травы уж не мну!..

* * *

Когда душа, расправив крылья,

Дерзает выспренний полет,

И я взнесусь не без усилья

Во область чистую высот,-

Как мяч, взлетевший ввысь невольно,

К земле я падаю, спеша;

И снова в узах жизни дольной

Задремлет грешная душа.

 

1895, Петербург

Мыслителю

Орел взмахнет могучими крылами

И, вольный, отрешившись от земли,

О немощных, влачащихся в пыли,

Не думает, паря под небесами…

Но, от мертвящей лжи освободясь
И окрыленный мыслью животворной,

Когда для сферы светлой и просторной

Ты, возлетев, покинешь мрак и грязь;

Когда почувствуешь, как после смрадной

И долго угнетавшей тесноты

Трепещет грудь от радости, и ты

Вдыхаешь воздух чистый и прохладный,-

О, ты начнешь невольно вспоминать

О доле смертных, темной и ничтожной!

Взирая сверху, будет невозможно

Тебе, счастливому, не пожелать,

Чтоб братьев, пресмыкающихся долу,

Свет истины скорей освободил!..

Когда ж они, без воли и без сил,

Не будут твоему внимать глаголу,-

С высот своих ты властно им кричи!

Окованных невежественным страхом,

Заставь ты их расстаться с тьмой и с прахом

И смелому полету научи!..

 

1856

Ночью

Там, где город, вдали засветились огни,

Словно зорко глядящие очи;

Но окрестность темна, и лишь явней они

Говорят о присутствии ночи…

Так со мраком в борьбе, о благие умы,
Вечно бдите вы, ярко сверкая;
И видней вы во тьме,— но из умственной тьмы
Не выходит громада людская.

 

Август 1884, Schloss Himmel, близ Вены

Письмо к юноше о ничтожности

Пустопорожний мой предмет
Трактата веского достоин;
Но у меня желанья нет
Трактатом мучить; будь спокоен.
Полней бы в нем был мыслей ряд;
Они яснее были там бы;
Зато тебя не утомят
Здесь предлагаемые ямбы.

Ошибка в том и в том беда,
Что в нас к ничтожности всегда
Одно презрение лишь было.
Ничтожность есть большая сила.
Считаться с нею мы должны,
Не проходя беспечно мимо.
Ничтожность тем неуязвима,
Что нет в ней слабой стороны.
Несет потери лишь богатый;
Ее же верно торжество:
Когда нет ровно ничего,
Бояться нечего утраты.
Нет ничего! Всё, значит, есть!
Противоречье — только в слове.
Всегда ничтожность наготове,
И ей побед своих не счесть.
Ее природа плодовита;
К тому ж бывают времена,
Когда повсюду прозелита
Вербует с легкостью она.
И если б — так скажу примерно —
У нас задумали нули.

Соглядатай

Я не один; всегда нас двое.

Друг друга ненавидим мы.

Ему противно всё живое;

Он — дух безмолвия и тьмы.

Он шепчет страшные угрозы,

Но видит все. Ни мысль, ни вздох,

Ни втайне льющиеся слезы

Я от него сокрыть не мог.

Не смея сесть со мною рядом

И повести открыто речь,

Он любит вскользь лукавым взглядом

Движенья сердца подстеречь.

Не раз терял я бодрость духа,

Пугали мысль мою не раз

Его внимающее ухо,

Всегда за мной следящий глаз.

Быть может, он меня погубит;

Борьба моя с ним нелегка…

Что будет — будет! Но пока —

Всё мыслит ум, всё сердце любит!..

 

1857

Голоса

1. Один голос

Часы бегут… И тот, быть может, близок час,

Который принесет предсмертную истому…

Покуда дух твой бодр и разум не погас,

Не трать последних чувств и мыслей по-пустому.

Твоей мятущейся и ропщущей души

Смири бесплодный гнев и тщетные волненья;

И злобных песен ряд спокойно заверши

Во область мирных дум полетом вдохновенья,

Когда идешь в толпу, смеясь или казня,—

Не гордостью ль тебе внушается сатира?

Не задувает ли священного огня

Тот вихрь, что носится ередь низменного мира?

Меж тем, ты веруешь в высокий идеал;

Ты исповедуешь завет добра и света;

И в высь небесную ты думой возлетал,

Мечтая иль молясь, еще в младые лета.

Зову тебя туда, к пределам тех вершин,

Откуда человек житейских дрязг не видит;

Где разум — всех страстей и гнева властелин,—

Поняв, прощает то, что сердце ненавидит.

Там дух поэзии предстанет пред тобой,

Парящий в высотах как некий горный гений,

И сменит жесткий стих, навеянный враждой,

Строфами звучными духовных песнопений.

Так эхо на горах, в соседстве облаков,

Меняет на аккорд молитвенный хорала

Суровый звук трубы альпийских пастухов,

Которая стада на дне долин сзывала.

2. Другой голос

Часы бегут… Уже, быть может, близок час,

Несущий приговор бездушного покоя…

Покуда дух твой бодр и разум не погас,

Храни ко злобам дня сочувствие живое.

Не гордостью твои направлены стопы

Уж с юных лет большой и людною дорогой;

Не гордость привела тебя в среду толпы

С ее пороками и мыслию убогой.

Иль речи глупые лелеяли твой слух

И сердце тешили исчадья лжи и мрака?

Иль всякой мерзостью питаться мог бы дух,

Как смрадной падалью питается собака?..

Призванью следуя, ты пой, а не учи;

Пусть в старческих руках гремит иль плачет лира;

Пусть небу молится, да ниспошлет лучи

Животворящие в пустынный сумрак мира.

И если бы тебя на крыльях вознесли

Молитвы и мечты в далекий свод небесный,—

Пока еще живешь, не забывай земли

В бесстрастной чистоте той сферы бестелесной.

Услыша зов, покинь заоблачную даль;

То — голос совести! Она на землю кличет,

Где рядом с радостью терзается печаль,

Где озлобление с любовию граничит.

Так, теням верен будь наставников своих,

Друзей-мыслителей, почиющих в могилах;

И, верен до конца, слагай свой ветхий стих,

Пока еще теперь слагать его ты в силах.

 

23 января — 3 февраля 1893, Стенькино

Памятник Пушкину

Из вольных мысли сфер к нам ветер потянул
В мир душный чувств немых и дум, объятых тайной;
В честь слова на Руси, как колокола гул,
Пронесся к торжеству призыв необычайный.
И рады были мы увидеть лик певца,
В ком духа русского живут краса и сила;
Великолепная фигура мертвеца
Нас, жизнь влачащих, оживила.

Теперь узнал я всё, что там произошло.
Хоть не было меня на празднике народном,
Но сердцем был я с тем, кто честно и светло,
Кто речью смелою и разумом свободным
Поэту памятник почтил в стенах Москвы;
И пусть бы он в толпе хвалы не вызвал шумной,
Лишь был привета бы достоин этой умной,
К нему склоненной головы.

Но кончен праздник… Что ж! гость пушкинского пира
В грязь жизни нашей вновь ужель сойти готов?
Мне дело не до них, детей суровых мира,
Сказавших напрямик, что им не до стихов,
Пока есть на земле бедняк, просящий хлеба.
Так пахарь-труженик, желающий дождя,
Не станет петь, в пыли за плугом вслед идя,

Красу безоблачного неба.

Я спрашиваю вас, ценители искусств:
Откройтесь же и вы, как те, без отговорок,
Вот ты хоть, например, отборных полный чувств,
В ком тонкий вкус развит, кому так Пушкин дорог;
Ты, в ком рождают пыл возвышенной мечты
Стихи и музыка, статуя и картина,-
Но до седых волос лишь в чести гражданина
Не усмотревший красоты.

Или вот ты еще… Но вас теперь так много,
Нас поучающих прекрасному писак!
Вы совесть, Родину, науку, власть и Бога
Кладете под перо и пишете вы так,
Как удержал бы стыд писать порою прошлой…
Но наш читатель добр; он уж давно привык,
Чтобы язык родной, чтоб Пушкина язык
Звучал так подло и так пошло.

Вы все, в ком так любовь к Отечеству сильна,
Любовь, которая всё лучшее в нем губит,-
И хочется сказать, что в наши времена
Тот — честный человек, кто родину не любит.
И ты особенно, кем дышит клевета
И чья такая ж роль в событьях светлых мира,
Как рядом с действием высоким у Шекспира

Роль злая мрачного шута…

О, докажите же, рассеяв все сомненья,
Что славный тризны день в вас вызвал честь и стыд!
И смолкнут голоса укора и презренья,
И будет старый грех отпущен и забыт…
Но если низкая еще вас гложет злоба
И миг раскаянья исчезнул без следа,-
Пусть вас народная преследует вражда,
Вражда без устали до гроба!

 

Июль 1880, близ Фрейбурга, в Швейцарии