К вопросу о новой справе Богослужебных книг

Поводом к написанию настоящей статьи послужили участившиеся в последнее время в околоцерковной прессе и сети Интернет публикации статей об ошибках в т.н. новопечатных, т.е. послереформенных книгах. Как правило, эти, претендующие на некую научность статьи, пишут или старообрядцы, или сочувствующие им люди, которые не утруждают себя знакомством с действительно научными изследованиями в области литургической литературы. Мало того, некоторые из них на поверку оказываются вообще малосведущими в какой бы то ни было Богослужебной практике. Автору этих строк приходилось общаться с человеком, яро доказывающим «истинность отеческого двоеперстия» и скверность «щепоти» (так они именуют отеческое же (sic!) троеперстие), ругающимся на «никониянскую» справу текстов, при том не имеющим понятия о том, что существует такое Богослужение, как 9-й Час… Досадно бывает, когда идеи псевдонаучных статей подхватывают, пастыри Православной Церкви. Даже не замечая того, они пропитываются раскольным духом, и, в погоне за модным нынче «возвращением к истокам», не задумываются, что подобные эксперименты могут плачевно закончиться для их приходов. Не в этом ли состоит цель незванных обвинителей: устроить новейший раскол в православной среде?
Конечно, не все мнимые старообрядцы таковы, есть среди них весьма церковные люди, по-настоящему интересующиеся Богослужением, но и те, вместо глубокого изучения литургики и ее истории, занимаются лишь критикой отдельных мест «злочестивых никониянских» переводов. Причем их статьи, посвященные этим вопросам разнятся между собою разве только степенью язвительности (если не сказать — хамства) в отношении Православной Церкви.
Интересно что, в отдельных случаях, старообрядческие критики оказываются правы. Еще такие светильники Православия, как Феофан Затворник, Оптинские старцы и другие призывали к исправлению ошибок, вольно или невольно вкравшихся в тексты Священного Писания и Богослужения. И, надо сказать, справы книг проводились всегда: менялся язык, устаревшие грамматические формы замещались новыми, более понятными современному человеку. Впрочем, одновременно открывалось поле деятельности для не очень грамотных (иногда нерусских) справщиков, а, подчас, и для прямых врагов Православия. Нельзя, кроме того, не учитывать тот факт, что ни русский, ни церковно-славянский языки не являются некоей застывшей, мертвой формой (как, например, латынь), они изменяются со временем; иные слова и языковые конструкции отживают свой век и выходят из употребления, на их место приходят новые; иные же приобретают иной некий смысл (например: слово «напрасно» сегодня означает «не надо было», «зря», тогда как раньше – «внезапно, вдруг»).
Когда углубляешься в тему справы Богослужебных книг, удивляешься обилию неточностей и двусмысленностей. Кстати, многие из таковых уже исправлены и помещены в сносках под основным текстом в так называемых «кавыках». Например, в начале Евангелия от Иоанна в церк.-славянском тексте вместо непонятной сегодня фразы «… и Слово бе к Богу…», можно совершенно законно подставить сноску и прочитать «… и Слово бе у Бога…».
Кстати, некоторые правки были внесены благодаря добросердечно настроенным старообрядцам и единоверцам, за что им низкий поклон. Мы ни в коей мере не отказываемся признавать ошибки в своих текстах: да, они есть, спору нет. Но обсуждение таких вопросов должно проходить добронамеренно, обязательно по-христиански. Кроме того, дискуссии должны быть научны, должны вестись специалистами по литургике, и уж никак не старообрядцам выступать здесь в качестве прокуроров.
Дело в том, что ревнители старого обряда, дерзко осуждающие «никониянское зловерие», скромно умалчивают об огромном количестве ошибок, опечаток и неточностей в дореформенных текстах. Собственно говоря, не будь этих ошибок, кому бы пришло в голову творить книжную справу при патриархе Никоне и в более поздние времена? Здесь недобросовестные ревнители прибегают к весьма нечестному приему: они берут отрывок из Писания или Богослужения, произвольно толкуют его, сверяя исключительно с дореформенными текстами, что само по себе — некорректно, как показано выше, причем все прочие непонятные им места объявляются «равнобезтолковыми» на основании их же начальных установок. Ни переводы с оригинальных текстов, ни элементарный здравый смысл и логика в расчет уже не берутся.
Да, действительно, есть уродливо переведенные песнопения: стоит сравнить хотя бы до- и послереформенные тексты воскресного ирмоса 1-й песни 4-го гласа, который так любят громогласно критиковать старообрядцы:
Моря чермную пучину невлажными стопами древний пешешествовал Израиль, крестообразныма Моисеовыма рукама Амаликову силу в пустыни победил есть.
Если грубо перевести этот отрывок на современный церковно-славянский язык, получим следующее: Красную пучину (какого-то неизвестного) моря, не замочив ног, перешел дедушка Израиль, побеждая Амаликово войско при помощи крестообразных рук Моисея.
В старых книгах читаем прежний вариант ирмоса:
Моря Чермнаго пучину невлажными стопами древле шествова Израиль, крестообразно Моисеовыма рукама Амаликову силу в пустыни победил есть.
Здесь видим уже вполне смыслово-законченный разсказ о библейском событии, когда: Глубину Красного моря, не замочив ног, когда-то давно перешел израильский народ, при помощи крестообразно сложенных рук Моисея в пустыни победив войско Амалика.
Согласитесь, что во втором, более раннем изводе текста, смысла куда больше, чем в новом переводе! Да еще и отсутствуют некие страшные «крестообразные руки» Моисея. С таким старым изводом ирмоса вполне были согласны многие литургисты и архиереи, в частности вл. Даниил Ирийский, много доброго сделавший на ниве преодоления старообрядческого раскола. Видимо, только страшные потрясения ХХ века, да обычная человеческая косность помешали вернуть некоторым исковерканным неверными переводами песнопениям их истинный смысл. Но ведь то, что в этом случае выводы правильны, не дает права ревнителям старого обряда огульно критиковать все остальное Богослужение Православной Церкви!
Вот иной пример: воскресный ирмос 8 песни 6 гласа, так знакомый многим по панихиде. Вот как он звучит на современном церковно-славянском языке:
«Из пламене преподобным росу источил еси, и праведнаго жертву водою попалил еси; вся бо твориши Христе, токмо еже хотети, Тя превозносим во вся веки!»
Наверное, всякий старообрядец в этом месте плюется и заявляет: вот оно, искажение Священного Писания! Подумайте сами, как это мог пророк Илья водою попалить жертву? Ведь не водою он ее опалил, а напротив, по молитве пророка Ильи, Господь и жертву и воду попалил. Именно так и поется в дореформенном варианте этого ирмоса: «…и праведнаго жертву и воду попалил еси;» И, если априори считать, что речь идет об Илье, то все верно: «никониянская глупость» посрамлена, и ирмос необходимо исправить!.. Однако есть «но», причем не одно.
Начнем с того, что в греческом оригинале слово «вода» стоит в творительном падеже (кем? чем?) – «водою», а не в винительном (кого? что?) – «воду». Неувязка… Может это есть ошибка греческого текста? Ведь правда, как же увязать действия пророка Ильи, описанные в Книге Царств (3Цар.18:17-41) с текстом ирмоса?
Давайте вспомним, что каждая песня канона пишется по образу какого-то определенного библейского события: 1-я – переходу евреев через Красное (Чермное) море, 3-я – песни пророчицы Анны и так далее. 7-я и 8-я песни канона написаны по подобию песни трех отроков и пророка Даниила, принявших мучения и получивших чудесное избавление в царствование вавилонского царя Навуходоносора (Nabuco), во времена правления Епифания Антиохийского. Все ирмосы 7-й и 8-й песен всех гласов с завидным упорством излагают только эти события, никаких других персонажей мы там не встречаем, и лишь почему-то в 6 гласе находим там Илью? Да еще и происходит там совершенно сверхестественное: вода не попаляется, но попаляет сама! Так может и не при чем здесь пророк Божий Илья? Вопросы отпадают как только мы позволяем себе предположение, что в данном ирмосе разсматривается другой случай из Священного Писания, который произошел как раз во времена того же правителя Антиоха Епифана. Эта история, происшедшая с другим праведником Божиим, пророком Неемией описывает 1-я глава 2-й Книги Маккавейской (привожу здесь с сокращениями):
«…намереваясь в двадцать пятый день Хаслева праздновать очищение храма, мы почли нужным известить вас, чтобы и вы совершили праздник кущей и огня, подобно тому как Неемия, построив храм и жертвенник, принес жертву. Ибо, когда отцы наши отведены были в Персию, тогда благочестивые священники, взяв огня с жертвенника тайно, скрыли его во глубине колодезя, имевшего безводное дно, и в нем безопасно сохранили его, так как никому не известно было это место. По прошествии же многих лет, когда угодно было Богу, Неемия, присланный от Персидского царя, послал за сим огнем потомков тех священников, которые скрыли его. Когда же объявили нам, что не нашли огня, а только густую воду, тогда он приказал им, почерпнув, принести ее; и когда потом приготовлены были жертвы, Неемия приказал священникам окропить этою водою дрова и положенное на них.Когда же это было сделано и наступило время, когда просияло солнце, прежде закрытое облаками, тогда воспламенился большой огонь, так что все удивились. Священники же, доколе горела жертва, совершали молитву, священники и все; Ионафан начинал, а прочие припевали, как и Неемия. Священники воспевали при сем торжественные песни.Когда же жертва была сожжена, Неемия приказал оставшеюся водою полить большие камни. Как только это было исполнено, вспыхнуло пламя, но от света, воссиявшего от жертвенника, оно исчезло.Когда это событие сделалось известным и донесено было царю Персов, что в том месте, где переселенные священники скрыли огонь, оказалась вода, которою Неемия и бывшие с ним освятили жертвы; царь, по исследовании дела, оградил это место, как священное.И тем, к кому царь благоволил, он раздавал много даров, которые сам получал.Бывшие с Неемиею прозвали это место Нефтар, что значит: «очищение»; многими же называется оно Нефтай».
То что переведено с греческого на славянский, а затем на русский как «вода», на деле является «густой жидкостью», а название места Нефтар или Нефтай говорит нам о том, что мы имеем, по сути, первое в истории библейское сообщение об открытии месторождения нефти.
Мне могут возразить, что пророк Неемия так же, как и пророк Илья никогда больше не упоминается в ирмосах 8-х песен. На это отвечу: да, замечание справедливо, однако в пользу моей позиции говорит хотя бы то, что Илия жил примерно за 2 тысячи лет до Навуходоносора и его печи на деирском поле, тогда как случай с Неемией произошел как раз, примерно, в одно время с событиями времен прор. Даниила и трех отроков. А, согласитесь, соблюдение хронологических параллелей для гимнотворца – далеко не последнее дело.
Сам ирмос – очень характерная для греков форма противопоставления событий (можно сравнить: «И заушается бренною рукою — рукою создавый человека» или «Одеваяй небо облаки — плащаницею поругания облачается» и др.). Здесь мы видим, что Господь в силах с одной стороны – остудить жидкостью (водою) пламень в горящей печи, с другой стороны – спалить жидкостью (водою) всесожжение, и именно об этом говорят дальнейшие слова «вся бо твориши Христе, токмо еже хотети». Какой же смысл в этих словах, если вода (жидкость) не попаляет? Она именно должна гореть в одном случае, и остужать в другом, тогда получится то самое противопоставление!
Владыка Нафанаил (Львов) считает, что такое заимствование в Богослужении текста именно неканонической Книги Библии (наравне с Книгой Премудрости Соломона, Товита и др.) является важным свидетельством того, что Святая Церковь всегда принимала неканонические Книги за Богодухновенные и очень желательные для прочтения.
Богослужебные тексты не стоит понимать однопланово, они бывают весьма глубоки, и часто так удивляет именно то, что некий тропарь или стихира могут содержать сразу несколько подтекстов, подчас — еле уловимых. Думается, что не случайно сам ирмос умалчивает собственное имя этого самого Праведного. Возможно, здесь дается воля исполнителю и слушателю додумать самим, кто имеется в виду. Не исключено так же, что здесь идет речь о двух, и даже о большем количестве персонажей Библии: такие примеры имеют место. Большое подспорье в наиболее точном переводе и толкованиях Богослужения могли бы оказать наши греческие братья-единоверцы.
Самый главный вывод этого изследования состоит в том, что никто не должен дерзать на самовольное изменение Богослужебных книг. Подумать только: никому в голову не приходит вносить собственные поправки в тексты мiрских писателей: Пушкина, Гоголя и проч. Мало кто, наверное, дерзнет переправлять по своему усмотрению картины известных мастеров кисти… Зато на правку Богослужебной литературы находится много смелых охотников! Но если икона – это Писание в красках, то Богослужебная литература – это Предание, записанное буквами, относиться к нему надо с величайшим благоговением. Надо помнить, что по текстам, которые Церковь содержит ныне, молилось огромное количество русских святых, и им не мешали спасаться некоторые «шероховатости» современных изводов!
Конечно, многое надо исправлять. Но делать это надо тактично и очень деликатно, дабы не напугать и не разстроить молящихся рядом с нами людей и не натворить новых расколов: ведь, в конце концов, вопрос у нас находится не в вероисповедной плоскости, а в дисциплинарно-канонической. Такой справой должна заниматься авторитетная Литургическая комиссия, состоящая из людей, наиболее хорошо знающих Богослужение. Она должна заниматься составлением новых служб и разсматривать предложения об изменении прежних текстов, и должна обладать достаточными полномочиями при представлении дел в Синод: чтобы никто без ее ведома не мог бы исковеркать Священное Предание, даже если б о том с неба и ангел возгремел.

диакон Виктор (г.Омск)