К вопросу о возрождении монархии в России

И все-таки, насколько основательны сегодня предпосылки для восстановления монархии в России?

То, что живой интерес к этой теме просыпается, как и желание вернуться к истокам богозаповеданного единства народа и власти, подтверждают и личные наблюдения, и результаты социологических опросов. И это естественно, потому что русский народ истосковался по отеческой государственной заботе, постоянно испытывая на себе доходящее до цинизма полное пренебрежение со стороны так называемых либералов и демократов, прибравших к рукам властные рычаги и стратегические ресурсы российского государства. Но одного интереса и желания недостаточно. Как писал И.А. Ильин, «Мне приходилось встречать людей, непоколебимо уверенных в том, что стоит в России «провозгласить монархию» — и все “пойдет гладко и станет все на место”. Слушаешь таких людей и удивляешься: для них история как будто не существует. Ведь монархический строй не может, что называется, “повиснуть в воздухе”; необходимы по крайней мере две предпосылки, две основы: во-первых, – верное монархическое строение души – в народе, которое можно было бы точнее всего выразить словами: надо уметь иметь Царя; и, во-вторых, необходимы те социальные силы, которые понесли бы богоданного Государя – преданностью, верностью, служением, честью, честностью и в особенности тем правдоговорением перед лицом Государя, которое необходимо ему самому, как «политический воздух». Имеются ли эти предпосылки в России?»[1]
Для того, чтобы ответить на этот вопрос надо вспомнить, как в современной России возникли монархические настроения, ведь еще 20-30 лет назад об этом мало кто помышлял, так как монархические идеи «с корнем», а чаще всего с самой жизнью, вырывались из сознания советских граждан с первых дней прихода к власти большевиков и до недавнего времени.
Участие или принадлежность к той или иной, как правило, выдуманной «контрреволюционной монархической» организации, использовалось в качестве одного их обвинений, под которое подводился веер из 14-ти пунктов 58-й статьи Уголовного Кодекса РФ. Смертельным холодом этот веер обдувал головы граждан советской России на протяжении многих десятилетий, вытравливая из сознания даже намеки на монархические идеи и настроения. В действительности, эти обвинения были чаще всего абсурдны, они использовалось лишь как предлог для осуществления задуманных и проводимых Ленином репрессий и чисток, которые затем во сто крат были усилены Сталиным. Монархических настроений в подавляющей массе народа, также как и в среде дворянской аристократии, не было уже задолго до революции 1917 г., равно как их почти не было и во время Гражданской войны 1918-1921 гг. (об этом будет сказано ниже).
Чаще всего дело заканчивалось расстрелом, но если «повезет», то можно было получить от 10 до 25-ти лет лагерей. Характерным было «дело» архиепископа Фаддея (Успенского) Тверского (Калининского) и Кашинского. Он был приговорен к расстрелу по статье 58, п. 10 (пропаганда и агитация, содержащие призыв к свержению, подрыв или ослабление Советской власти…). Однако, как говорят, расстрелян он не был, а был утоплен в яме с нечистотами. Обвинялся же он в том, что «являясь руководителем церковно-монархической организации, имел тесную связь с ликвидированной церковно-фашистской организацией в г. Кашине (участники которой в числе 50 человек были также приговорены к высшей мере наказания), давал задания участникам на организацию и насаждение церковно-монархических групп и повстанческих ячеек…».[2]
Кроме того, расстреливали и сажали тогда за вероисповедание и по сословному признаку – только за то, что ты родился в дворянской семье или в семье священника. «Лились потоки (расстрелянных и заключенных – ред.) “за сокрытие происхождения”, за “бывшее соцположение”. Это понималось широко. Брали дворян по сословному признаку. Брали дворянские семьи. Наконец, не очень разобравшись, брали личных дворян, то есть попросту – окончивших когда-то университет»[3].
То, что не удалось расстрелять или посадить, усиленно и массированно вытравливалось из сознания советских граждан всей мощью идеологического аппарата КПСС и подчиненной ему системы образования и воспитания.
И надо признать, что успехи на «фронтах» богоборчества и «монархофобии» были значительные. Царь у подавляющего большинства советских граждан стал ассоциироваться с неким сказочным персонажем, а для прошедших курс научного коммунизма его образ стал символом угнетения, притеснения и эксплуатации трудового народа. Укоренилась в сознании и разнообразная и многочисленная ленинская софистика, в том числе и его совершенно нелепые выводы о том, что «самодержавие есть … самовластие чиновников и полиции и бесправие народа», поскольку именно он «издает законы, назначает чиновников, собирает и расходует народные деньги без всякого участия народа в законодательстве и в контроле за управлением»[4].
В конце концов, слово «монархия» потеряло всякую понятийную нагрузку, да и поныне для большинства граждан постсоветской России имеет экзотическую окраску. Поэтому теперь редко встречают отклик в душе и понимание слова о. Павла Флоренского о том, что «в сознании русского народа самодержавие не есть юридическое право, а есть явленный самим Богом факт – милость Божия, а не человеческая условность, так что самодержавие царя относится к числу понятий не правовых, а вероучительных, входит в область веры, а не выводится из внерелигиозных посылок, имеющих в виду общественную или государственную пользу».[5] Нет этого сейчас в «сознании русского народа», как нет в его сознании самих понятий «монархия» и «самодержавие» в их исконном значении.
При таких условиях монархические идеи могли сохраниться только в Русском Зарубежье, откуда они, собственно, и вернулись в Россию в конце XX века. Но что же происходило с монархизмом в Русском Зарубежье в те годы, когда в России об этом нельзя было не только говорить, но и думать, ибо тогда даже «стены имели глаза и уши»? Очевидно, чтобы правильно понять ситуацию, надо вспомнить, что происходило с идеей и духом монархизма в годы крушения империи.
Царя Николая II в те годы предали почти все, и не случайно в день отречения от престола 2 марта 1917 года Он записал в своем дневнике: «Кругом измена, и трусость, и обман». На это были, конечно, и прагматические причины, в частности недовольство аристократической знати принципами кадровых решений Императора, на которые оказывала существенное влияние его благочестивая супруга и злой гений того времени – «духовник» Царской семьи, Григорий Распутин. «Великий Князь Николай Михайлович в своем письме, прочитанном Государю 1 ноября (за несколько дней до большевистского переворота – ред.), после указания на недопустимость сделавшегося известным «всем слоям общества» порядка назначений министров при посредстве ужасной среды, окружающей императрицу, говорит: «…Если бы Тебе удалось устранить это постоянное вторгательство темных сил, сразу началось бы возрождение России и вернулось бы утраченное Тобою доверие громадного большинства Твоих подданных… «».[6] Антоний Храповицкий писал, что «… Их (Николая II и его державной супруги – ред.) ошибка заключалась в том, что Они решили принять к себе в руководители русских простолюдинов, не приняв во внимание того, что самый лучший простолюдин хорош до тех пор, пока он простолюдин, а когда сделается барином и даже сверх-барином, то почти всегда сразу же воспримет отрицательные черты богача и аристократа, впадая в грубые пороки невоздержания и еще худшие. Так и загубили себя высокодобродетельные супруги – Государь Николай II и Государыня Александра Федоровна, доверившись развращенному и непросвещенному мужику»[7].
Но все-таки главной причиной всеобщего предательства Государя несомненно был почти всеобщий отход от монархических принципов под разрушительным влиянием «прогрессивных» западных учений, с таким чисто русским темпераментом и безоглядностью воспринятых большей частью интеллигенции того времени. Предали, отказавшись от монархических принципов, действительно все, и даже ближайшее окружение.
Предал начальник штаба Ставки Верховного главнокомандующего генерал Алексеев, который собственно и не скрывал, что для него «Россия бесконечно дороже монархии и революции». В результате, он стал ключевой фигурой, повлиявшей на решение Императора об отречении от престола. Предали все командующие фронтами (кроме отмолчавшегося адмирала Колчака). В ответ на циркулярную депешу генерала Алексеева, они просили Императора отречься от престола «ради единства страны в грозное время войны». Депеша была составлена в поддержку инициативы М.В. Родзянко, но от себя генерал Алексеев добавил убедившую многих фразу: «Упорство же Государя способно лишь вызвать кровопролитие». Не убедила эта фраза лишь генерала Юденича, графа Келлера и хана Али Гусейна Нахичеванского, которые в ответных посланиях доложили о своей готовности вместе с подвластными им подразделениями умереть за Государя. Однако их телеграммы были скрыты от Николая II… И хотя генерал Алексеев, в последующем и создал Добровольческую армию, и был ее первым Верховным руководителем, но так и не понял бесперспективность Белого Движения в отсутствие монархической идеи.
Предал Государя и соорганизатор Добровольческой армии – генерал Корнилов, арестовавший Императрицу Александру Федоровну, Цесаревича и Августейших дочерей по приказу Временного правительства в качестве главнокомандующего войсками Петроградского военного округа, руководство которым он, кстати, принял 2/15 марта 1917 г., то есть еще до получения официального известия об отречении Николая II.
Пассивное отношение к защите монархии продемонстрировал и будущий руководитель Белого Движения, в общем-то сторонник монархии, барон Врангель. Генерал Брусилов просто отстранился от участия в Гражданской войне. А генерал Деникин, хотя и был сторонником конституционной монархии, обладая при этом громадной властью, считал себя не вправе предопределять будущее государственного устройства России до созыва Учредительного собрания, примкнув к лагерю «непредрешенцев» и таким образом существенно укрепив своим авторитетом позиции врагов Престола. Будучи сам сыном крепостного крестьянина, Деникин, впрочем, и не скрывал своего отношения к царю – не как к Помазаннику Божию, а как к обычному человеку.
И что мог сделать в такой ситуации полковник лейб-гвардии Преображенского полка А.П. Кутепов, который с небольшим отрядом пытался пробиться к очагу восстания, чтобы защитить своего Государя?
Но и церковь в те годы не стала на защиту монархии. 9 марта 1917 года, после того как стал известен отказ Великого Князя Михаила Александровича от «восприятия власти» в пользу Учредительного Собрания, Святейший Синод издает Обращение ко всем чадам Русской Православной Церкви, в котором призывает: «доверьтесь Временному Правительству, все вместе и каждый в отдельности приложите все усилия, чтобы трудами и подвигами, молитвою и повиновением облегчить ему великое дело водворения новых начал государственной жизни и общим разумом вывести Россию на путь истинной свободы, счастья и славы… Святейший Синод усердно молит Всемогущего Господа, да благословит Он труды и начинания Временного Российского Правительства, да даст ему силу, крепость и мудрость, а подчиненных ему сынов Великой Российской Державы да управит на путь братской любви, славной защиты Родины от врага и безмятежного мирного ее устроения». И ни единого слова, ни о монархии, ни о царе.
Голос генерала Дроздовского, единственного из командиров Русской армии, сумевшего сформировать добровольческий отряд и привести его с фронта Первой мировой войны на соединение с Добровольческой амией и первого генерала в истории Белого движения, открыто заявившего о своей верности монархии, был «гласом вопиющего в пустыне».
«Монархисты в эмиграции потом десятилетиями твердили, что все предали несчастного Государя, и он остался один как перст. Но прежде-то всего и предали монархисты: все сподряд великие князья, истерический Пуришкевич, фонтанирующий Шульгин, сбежавшие в подполье Марков и Замысловский, да и газета-оборотень “Новое время”. Даже осуждения перевороту — из них не высказал открыто никто»[8]. Политическим проходимцам и убежденным противникам монархии – Керенскому и Милюкову ничего не оставалось, кроме как воспользоваться этим предательством и взять власть в свои руки – хоть и временно.
«Таким образом, не Царь «предал свой народ, безвольно отрекшись от Престола» … Это народ, прежде всего в лице ведущего слоя, предал своего наиболее православного Государя, нарушив в дни Великого поста и свой православный долг повиновения, и государственную присягу, и клятву 1613 года»[9].
Осознание своего предательства и его последствий пришло позже, когда проигравшая в Гражданской войне Белая Армия оказалась в эмиграции. Только там, многие стали понимать, что именно разрушение монархического строя и потеря Царя как удерживающего привела к коллапсу Российской империи. Только там стало понятно, что без Царя России не быть. В 1921 году на Первом монархическом съезде в баварском городе Рейхенгалле был создан Высший Монархический Совет. В этом же году в Сербии, на Первом Всезарубежном Соборе Русской Православной Церкви за границей, было провозглашено: «Да укажет Господь пути спасения и строительства родной земли; да даст защиту Вере и Церкви и всей земле русской и да осенит Он сердце народное; да вернет на всероссийский Престол Помазанника, сильного любовью народа, законного православного Царя из Дома Романовых»[10]. Однако, никто в те годы, включая Первоиерарха Зарубежной церкви митрополита Антония (Храповицкого), не решался прогнозировать судьбу Российского престола, оставаясь на позициях «непредрешенчества».
31 августа 1924 года, живший тогда в Сен-Бриаке (Франция), Великий Князь Кирилл Владимирович провозгласил себя Российским Императором. Владыка Антоний (Храповицкий) признал его Российским Императором лишь спустя 5 лет – в 1929 году, только после смерти Великого Князя Николая Николаевича, которого «он признавал Вождем русского народа и воинства»[11].
Существует много версий того, почему просвещеннейший и умнейший человек своего времени – митрополит Антоний признал столь непопулярного в те годы в русской эмиграции Кирилла Владимировича Российским Императором. К сожалению, главный биограф владыки Антония – архиепископ Никон (Рклиций) не дает точных пояснений на этот счет, ограничившись замечанием, что в 1929 году «владыка обратился к Великому Князю Кириллу Владимировичу …. с изъявлением своих верноподданнических чувств и с признанием его Императором», и что «предварительно владыка осведомил об этом Югославского Короля Александра, в государстве которого он жил, и не встретил с Его стороны никаких возражений»[12].
Владыка Антоний несомненно был прекрасно осведомлен о законах престолонаследия, о чем свидетельствует его письмо от 4 (17) сентября 1924 г. автору книги «Царская власть Закон о престолонаследии в России», проф. М.В. Зызыкину – опубликованному в журнале «Русский Путь» № 97 (Париж, июль 1958), в котором он высказывал свое негативное отношение к «кирилловщине». В указанной книге проф. Зызыкин, уже тогда в 1924 году, представил соображения о легитимных препятствиях на пути к престолонаследию Великого Князя Кирилла Владимировича.
Что же повлияло на изменение точки зрения Владыки спустя пять лет? Некоторые исследователи считают, что этому способствовала работа – «Происхождение Закона о престолонаследии в России», которую поручил владыка Антоний подготовить проходившему тогда богословский факультет Белградского университета Иоанну Максимовичу – будущему свт. архиепископу Шанхайскому и Сан-Францисскому. Работа была начата в начале 1925 года и закончена 14-го августа того же года, то есть тогда, когда Великий Князь Кирилл Владимирович уже провозгласил себя Российским Императором. Однако, в этой работе имя Великого Князя не упоминается вовсе, также как и имя проф. Зызыкина, с фундаментальной работой которого «Царская власть Закон о престолонаследии в России», вышедшей в свет в 1924 году, Иоанн (Максимович) был несомненно знаком. Памятуя о глубоком уме и прозорливости будущего Святителя, представляется, что такие «упущения» были сделаны им не случайно.
В какой-то степени ответом на вопрос о причинах изменения отношения к «кирилловичам» владыки Антония служат воспоминания архиепископа Иоанна (Шаховского): «Характерны были некоторые мысли митрополита Антония. Я запомнил некоторые, так как был удивлен ими. Он сказал мне однажды с убеждением: «Церковь нуждается в православном царе». А когда я его спросил: «Ну а если царя не будет?», – он ответил: «Русская Церковь тогда станет захудалой, как Коптская или Эфиопская». Мне трудно было эту мысль понять, тем более принять, что Церковь, Христово Тело, должна возложить надежду свою в истории на кесарей. Думаю, что столь нерассудительное и ненужное в те годы для России «признание» митрополитом Антонием императором России великого князя Кирилла Владимировича в Сен-Бриаке исходило из этой именно его веры, что хоть какой-то русский император должен быть исторической реальностью России. Я не верил (и нельзя, конечно, верить) в то, что император необходим для Христовой Церкви. Но в те дни для некоторых людей император психологически был нужен, даже без надежды на него»[13].
Более понятными становятся мотивы принятия митрополитом Антонием своего решения, если вдуматься в слова архиепископа Никона (Рклицкого): «монархические идеи владыки Антония … происходили из его глубокой преданности Святой Православной церкви, дороже которой для него ничего не было … владыка Антоний отстаивал необходимость Православного Самодержавия для России потому, что был убежден в том, что при любой другой государственной власти Православная Церковь будет неизмеримо в худших условиях, чем при наличности в государстве Православного царя»[14]. Это же подтверждает архимандрит Киприан (Керн), который так писал о политических взглядах митрополита Антония Храповицкого: «Царь и монархия для митрополита … не были вопросами политическими, а чисто религиозными. Он и не сопоставлял и не мог сопоставлять монархию с другими обликами государственного устройства, потому что все остальное было политическое, человеческое, государственно-правовое, а монархия почивала на библейской теократии, на священноначалии…»[15].
С момента признания в 1929 г. владыкой Антонием (Храповицким) Великого князя Кирилла Владимировича Российским Императором собственно и началось официальное признание Великого Князя в качестве Императора в Русском Зарубежье.
Нет сомнений в том, что именно громадный авторитет величайшего архипастыря своего времени владыки Антония повлиял на признание «кирилловичей» в Русском Зарубежье его приемником – митрополитом Анастасием (Грибановским), его учеником – архиепископом Шанхайским и Сан-Франциским Иоанном (Максимовичем) и некоторыми другим Архипастырями РПЦЗ, в том числе и архиепископом Никоном (Рклицким). Существенную роль в популяризации «кирилловичей» сыграл также Союз «Молодая Россия» (младороссы), возглавляемый А.Л. Казем-Беком[16].
Вместе с тем, надо отметить, что на призыв владыки Антония – признать законным Царем Кирилла Владимировича и его Наследником Владимира Кирилловича Русское Зарубежье, в большинстве своем, ответило молчанием. Архиепископ Никон (Рклицкий) в своем письме в газету «Новое русское слово» от 22 сентября 1970 года – «О долге церковной власти указать законного царя» так писал по этому поводу: «Со времени этого призыва Блаженнейшего Митрополита Антония прошло 45 лет, призыв не был услышан и ничего не изменилось ни в положении русского народа ни в положении эмиграции»[17]. Увы, популярными в Русском Зарубежье, «кирилловичам» стать так и не было суждено…
Что ж, и великим свойственно ошибаться, да и мог ли владыка даже в кошмарном сне представить, что Наследник Царского Престола будет находиться на службе у заводчика-олигарха. Призыв владыки Антония о признании «кирилловичей» не был принят Русским Зарубежьем также как не были приняты его учения о «Догмате Искупления» (1926) и «Опыте Христианского Православного Катехизиса» (1924) большинством богословов РПЦЗ того времени, среди которых можно привести такие авторитетные имена как: митр. Анастасий (Грибановский), архиепископы Феофан (Быстров), Серафим (Соболев), Виталий (Максименко), Тихон (Троицкий), Иоанн (Максимович), протопресв. Михаил Помазанский, иером. Серафим (Роуз), архим. Константин (Зайцев), проф. И.М.Андреев и многие другие.

* * *
Таким образом, в Русском Зарубежье «кирилловичи» были крайне непопулярны, а в России, вплоть до конца 80-х годов прошлого столетия, люди даже помышлять не могли о монархии, так как монархические идеи были практически полностью вытравлены из сознания постсоветских граждан под угрозой расстрела или длительного тюремного заключения.
Так откуда же сегодня появились эти столь многочисленные верноподданнические монархические организации в России и столь ожесточенные баталии за царский престол?
Пытаться ответить на этот вопрос – равнозначно тому, чтобы вбивать еще один клин единство и соборность русского народа[18]… Промолчим и мы, как в свое время промолчал Иоанн (Максимович).
Приснопамятный митрополит Лавр на вопрос о возможности возрождения православной монархии в России, со свойственной ему простотой и лаконичностью ответил: «Богу поспешествующу всё возможно. Возрождение русской православной монархии может состояться лишь в том случае, если русский народ осознает необходимость и спасительность для себя именно этой формы правления. Возвращение к монархии должно быть свободным актом волеизъявления самого русского народа»[19]. Об этом же в 1924 году, незадолго до своей смерти писала в письме великому князю Николаю Николаевичу мать Царя-Мученика вдовствовавшая Императрица Мария Федоровна: “Государь Император будет указан Нашими Основными Законами в союзе с Церковью Православной, совместно с Русским Народом”.
Несомненно, что только сам русский народ может ответить на вопрос о форме правления в России и, если это будет монархия, то и на сопутствующий вопрос – с каким царем ему жить. Попытки навязать что-либо несвойственное его духу и национальным традициям, а тем более царя, несомненно, обречены на провал. При этом совершенно очевидно, что кем бы не был высший руководитель России, и уж тем более Православный Царь, он должен быть для русского народа, в первую очередь, – неоспоримым духовным авторитетом.
А споры о престолонаследии и о том, кому быть царем, в данной ситуации только заводят решение вопроса в тупик, и вносят дополнительные раздоры в мировосприятие и без того разъединенного русского народа. Они, несомненно, должны быть вынесены за рамки бытовых и уж тем более политических споров, став для начала предметом дискуссий специалистов, которых во всем мире можно пересчитать по пальцам.

[1] И.А.Ильин – «Русскому народу необходимо духовное обновление» — Собрание соч. В 10-ти томах. М: «Русская книга», 1993, Т.2. стр. 40.
[2] Житие священномученика Фаддея, архиепископа Калининского и Кашинского (http://days.pravoslavie.ru/Life/life358.htm)
[3] А.Солженицын – Архипелаг ГУЛАГ. «Книга». М.: 1990. с. 49.
[4] В.И.Ленин — Попятное направление в русской социал-демократии, 1899 г.
[5] Павел Флоренский. Критика книги В.В.Завитневича «А.С.Хомяков. Т. 1, Т. 2. Киев, 1913»//Богосл. вестн. 1916. Июль-август. Сергиев Посад, С. 539.
[6] А.И.Деникин – Очерки русской смуты. – Харвест, 2003, с. 39
[7] Архиепископ Никон (Рклицкий) – Жизнеописание блаженнейшего Антония, Митрополита Киевского и Галицкого. Издание Северо-Американской и Канадской епархии, Нью-Йорк, 1962, т.IX, стр. 225.
[8] А.И.Солженицын – Размышления над февральской революцией.
[9] М.В.Назаров – Тайна России.
[10] Там же.
[11] Архиепископ Никон (Рклицкий) – Жизнеописание блаженнейшего Антония, Митрополита Киевского и Галицкого. Издание Северо-Американской и Канадской епархии, Нью-Йорк, 1962, т.IX, стр. 257
[12] Там же. Стр.258.
[13] Архиепископ Иоанн (Шаховской). «Установление единства». – М.: Изд. Сретенского монастыря, 2006. – 256 с. – (Духовное наследие Русского зарубежья).
[14] Там же. Стр.212 и 214.
[15] Архимандрит Киприан (Керн) — «Восхождение к Фаворскому свету». – М.: Изд. Сретенского монастыря, 2006. – (Духовное наследие Русского зарубежья).
[16] См. ТРМ-9. А.Н.Закатов – «Партия младороссов и идея социальной монархии».
[17] Архиепископ Никон (Рклицкий) – Мой труд в винограднике христовом. Издание Восточно-Американской и Нью-Йоркской Епархии. Нью-Йорк, 1975, с.392.
[18] См. редакторскую статью этого номера.
[19] Русский Дом. Январь, 2007.

Статья впервые опубликована в «Трибуне русской мысли» №12 http://www.cisdf.org/TRM9/pavlenko_9.html