Постановление № 362 и его роль в новейшей церковной Российской истории
Игумен Иннокентий (Павлов)I.
Прошедшее посещение России делегацией Русской Православной Церкви За границей и предстоящий визит ее Первоиерарха митрополита Лавра, впервые осуществляемые по приглашению Патриарха Алексия II и носящие официальный характер, в силу ряда, в том числе и привнесенных из вне, обстоятельств привлекли внимание российских масс-медиа. На этом фоне бросается в глаза, что не только далекие от церковной проблематики СМИ, но и специализированные издания, находящиеся, что называется «в теме», не оценили должным образом одно весьма важное заявление, связанное с начавшимися официальными контактами руководства РПЦЗ с Московской Патриархией. Особую ценность этому заявлению придает тот факт, что среди подписавших его на первом месте стоит имя самого митрополита Лавра, готовящегося теперь к личной встрече с Патриархом Алексием II и членами Синода РПЦ МП. Речь идет о принятой 29 октября 2003 г. резолюции пастырского совещания Австралийской епархии РПЦЗ, в котором участвовали митрополит Лавр и член бывшей недавно в России делегации РПЦЗ архиепископ Австралийский и Новозеландский Иларион. Данная резолюция была 11 ноября 2003 г. опубликована на интернет-сайте «Православие.Ру» ( http:// www. pravoslavie. ru/ analit. cgi? item=4 r031117200119), выпускаемом московским Сретенским монастырем, наместник которого архимандрит Тихон (Шевкунов), как известно, серьезно вовлечен в процесс сближения РПЦ МП с РПЦЗ. Несмотря на свою краткость эта резолюция весьма содержательна, так что имеет смысл привести ее целиком.Мы, духовенство Австралийско-Новозеландской епархии Русской Православной Церкви заграницей, — говорится в документе, — собравшееся в среду, 16/29 октября 2003 г. в городе Сиднее, под председательством правящего архиерея Преосвященного архиепископа Илариона и в присутствии Первоиерарха Русской Православной Церкви заграницей, Высокопреосвященнейшего митрополита Лавра и Секретаря Архиерейского Синода, Преосвященного епископа Гавриила Манхеттенского, на обсуждение причин созыва предстоящего Всезарубежного пастырского совещания в городе Нью-Йорке, высказали следующие мнения: Мы, члены Русской Православной Церкви заграницей, никогда не отделяли и не отделяем себя ни от русского народа, ни от Русской Православной Церкви, но находимся, на основании указа № 362 св. Патриарха Тихона и его Синода, во временном самоуправлении. Мы считаем, что наступило время всем частям Российской Поместной Церкви для сближения и возвращения к принципам и духу Всероссийского Поместного Собора 1917-18 гг. путем переговоров. Ввиду того, что со времени Всероссийского Поместного Собора прошло много лет, возникло много проблем, которые нужно тщательно изучить и возвратиться к каноническим нормам соборной церковной жизни. Мы считаем, что этот процесс должен происходить в духе истины, христианской любви и взаимопонимания. Мы молим Господа Бога о успешной работе предстоящих Всезарубежного пастырского совещания и Архиерейского Собора для всеобщей церковной пользы. Показательным здесь является удивительный на фоне современной российской церковной действительности трезвый тон документа. В нем отсутствуют избитые и вполне оспариваемые в случае полемики идеологемы («экуменизм», «сергианство»), столь характерные в последние десятилетия для РПЦЗ. Зато обнажается, можно сказать, главный нерв современной российской церковной жизни как на родине, так и в диаспоре: необходимость возвращения к принципам и духу Всероссийского Поместного Собора 1917-1918 годов. Вот, собственно, о чем следует говорить в Москве. И от готовности Московской Патриархии к восстановлению в жизни современной Российской Церкви определенной этим Собором как последним выразителем ее канонического сознания нормы церковного устройства и управления должен зависеть успех возможного сближения РПЦЗ с РПЦ МП. Ценность такого заявления именно сейчас определяется тем простым фактом, что, несмотря на более чем десятилетний срок после падения коммунистической идеократии, при которой имел место вынужденный отход от нормы церковной жизни, определенной на Соборе 1917-1918 гг., священноначалие МП сначала «не спешило» к ней вернуться, а на своем «юбилейном» Архиерейском Соборе 2000 г. практически отказалось от ее принципиальных положений. Стоит ли говорить, что именно с этим связаны все имеющие место в последние годы нестроения и соблазны, таящие в себе очевидные угрозы для исторического будущего Российской Церкви. В связи с этим необходимо подчеркнуть, что если во время своего предстоящего визита в Москву митрополит Лавр в духе истинной церковности решительно и гласно доведет вышеприведенную благую мысль, под которой он первым поставил свою подпись, не только до своих партнеров по переговорам, но и до российского церковного общества, то его визит можно будет, действительно, оценить как исторический.Еще в рассматриваемой резолюции обращают на себя внимание два момента. Первый, безусловно, оптимистический. Участники сиднейского совещания говорят в ней не только о РПЦЗ и МП, но именно о всех частях Российской Поместной Церкви в связи с необходимостью ее воссоздания на основе верности определениям Московского Священного Собора. Таким образом, речь идет о включении в соборный процесс не только зарубежных «юрисдикций», вышедших из лона Российской Церкви, но и о генетически связанных с ней церковных формированиях на родине, исторически составивших альтернативу РПЦ МП. Второй же момент вселяет понятный пессимизм в отношении реальной перспективы реализации совершенно естественных с позиции канонического сознания требований, выдвинутых в резолюции. Речь идет о пути переговоров, которым ее авторы предлагают вернуться к принципам и духу Всероссийского Поместного Собора 1917-18 гг. Зная последние, необходимо со всей определенностью сказать, что вернуться к ним можно только путем вовлечение широкой церковной общественности к гласному обсуждению реальных проблем российской церковной жизни на родине и за рубежом, возникших именно в результате отступления от указанных принципов и духа. Что же касается «пути переговоров», то существует опасность, что связанная с природой любых переговоров непрозрачность может способствовать уходу переговорщиков в сторону от анонсированной темы, когда все окажется сведенным к беспринципному торгу. Еще одним показательным моментом в вышеприведенной резолюции является упоминание постановления (в тексте — указа) № 362, принятого 7/20 ноября 1920 г. соединенным присутствием Священного Синода и Высшего Церковного Совета Православной Российской Церкви под председательством св. Патриарха Тихона. В различных документах РПЦЗ ссылка на это постановление с 1922 г. стала традиционной в плане оправдания того ее канонического статуса, который определяется ею как временное самоуправление. Указанное постановление, несомненно, является ключевым документом к пониманию новейшей церковной истории, связанной с существованием Российской Церкви в условиях установления на родине богоборческого идеократического режима и вызванных этим последствий. По сути, это был последний акт канонической высшей российской церковной власти (согласно соборному определению от 8 декабря 1917 г. «О круге дел, подлежащих ведению органов высшего церковного управления» соединенному присутствию Священного Синода и Высшего Церковного Совета принадлежала законодательная власть в Православной Российской Церкви в период между созывами Поместного Собора), которым был определен строй церковного управления в чрезвычайных для Российской Церкви условиях ее бытия. При этом необходимо подчеркнуть, что это касалось не только ее епархий и других церковных формирований, оказавшихся вне границ советской России, но прежде всего именно Церкви на родине в условиях советского строя и его антицерковной политики. При этом постановление № 362 это отнюдь не только исторический памятник более чем восьмидесятилетней давности. Он сохраняет свою актуальность как канонический источник Православной Российской Церкви, в свете которого становится очевидным, в каком статусе все ее части, о коих упоминается в сиднейской резолюции, призваны приступить к вожделенному соборному процессу ее воссоздания. Именно этому будут посвящены последующие заметки. II.Однако прежде следует сделать несколько замечаний относительно судьбы постановления № 362 (так оно было зарегистрировано в канцелярии Высшего Церковного Управления в ноябре 1920 г.) как канонического и исторического источника. Понятно, что по обстоятельствам места и времени этот принципиальный для всего строя церковной жизни и управления в чрезвычайных для Российской Церкви условиях документ не мог быть опубликован в церковной печати, которая в нашей стране уже два года как была ликвидирована большевиками. Патриарх Тихон распространил его циркулярно, и именно образовавшийся в сентябре 1922 г. Архиерейский Синод РПЦЗ дважды опубликовал его в своем органе – белградских «Церковных ведомостях» (1922, № 1 и 1926, № 17-18). В нашей стране машинописные экземпляры постановления в условиях антицерковного террора оказались либо утраченными, либо погребенными в архивах ОГПУ-НКВД-МГБ-КГБ, чьи органы в течение десятилетий были озабочены изъятием церковной документации. Белградские же «Церковные ведомости» также были недоступны церковным историкам в СССР, будучи надежно сокрытыми в спецхране той же Ленинки. Так, полный текст этого документа не был доступен ни покойному Михаилу Губонину (1907-1971), собиравшему послереволюционные российские церковные источники, ни ныне здравствующему Льву Регельсону, написавшему, в том числе и на основе губонинского архива, свою известную «Трагедию Русской Церкви», впервые увидевшую свет в русскоязычном парижском издательстве YMCA- Press в 1977 году. Так в архиве Губонина, большая часть которого была опубликована Свято-Тихоновским богословским институтом в 1994 г., имеется ссылка на постановление № 362, при этом там воспроизведена лишь весьма краткая цитата из него, тенденциозно вырванная из контекста в 1927 г. и ставшая доступной собирателю благодаря материалам 2-го съезда т.н. Временного Высшего Церковного Совета (об этой структуре несколько слов будет сказано в соответствующем месте). В свою очередь Регельсон приводит более пространную выдержку из постановления по случайно ставшей ему доступной книге известного канониста С. В. Троицкого «Размежевание или раскол» ( Paris: YMCA- Press, 1932. – С. 47-48), в которой цитируются только его пп. 2, 4, 5, 6 и 10, представлявшие интерес для автора в виду цель его работы – рассмотрение канонического статуса церковных формирований в российском зарубежье в 20-е – начале 30-х годов. Таким образом, Регельсону не были известны другие пункты постановления № 362, особенно первый из них, тогда как они, будучи взятыми в комплекте, могли бы иметь для его работы, можно сказать, концептуальное значение.Ну вот наступили постсоветские годы. Российская зарубежная периодика давно уже извлечена из спецхранов. Стали доступны и государственные архивы, а для Свято-Тихоновского богословского института теперь доступен даже архив ФСБ. Однако связанная с Московской Патриархией официальная историография так и не ввела в свои анналы столь важный источник, о котором знает каждый, кто профессионально занимается новейшей российской церковной историей. В вышедшей в 1997 г. официозной «Истории Русской Церкви 1917-1997» ее автор протоиерей Владислав Цыпин уделяет ему лишь нижеследующее краткое замечание: «Затруднена была… связь с епархиями, поэтому 20 ноября 1920 г. Патриарх, Священный Синод и Высший Церковный Совет… приняли постановление о самоуправлении епархий при невозможности поддерживать связь с каноническим центром или в случае прекращения деятельности высшего церковного управления. В этом постановлении, в частности, говорилось: «В случае, если епархия вследствие передвижения фронта, изменения государственной границы и т. п. окажется вне всякого общения с высшим церковным управлением или само высшее церковное управление почему-либо прекратит свою деятельность, епархиальный архиерей немедленно входит в сношение с архиереями соседних епархий на предмет организации высшей церковной власти для нескольких епархий, находящихся в одинаковых условиях». Таким образом, был найден правомерный путь к сохранению канонического строя церковного управления, как бы трагически для Церкви ни развернулись события в стране». Интересно, что увенчанный за вышеуказанный труд степенью доктора церковной истории автор не только не приводит довольно краткий (порядка двух машинописных страниц) документ целиком, но и включенную в свой труд цитату заимствует не из ставшего доступным издания источника, а по сборнику материалов губонинского архива, где она представлена только в виде вышеприведенного обрывка. И совсем уж скандально выглядит полное молчание Цыпина о постановлении № 362 в принадлежащих его же перу очерках «Русская Православная Церковь в новейший период. 1917-1999» и «Высшее церковное управление Русской Православной Церкви. 1700-1999», вошедших в «нулевой» том «Православной энциклопедии», представляющем обзор тысячелетней истории Русской ЦерквиНе менее соблазнительной в этом плане оказалась позиция Свято-Тихоновского богословского института, выпустившего в 2000 г. сборник материалов из следственного дела Патриарха Тихона, включающего в себя все материалы делопроизводства Высшего Церковного Управления за 1918-1922 гг. и хранящегося в архиве ФСБ. Его составители во главе с протоиереем Владимиром Воробьевым не только не включили постановление № 362 в свое издание, но даже не указали на него в своих примечаниях. Не оправдывает их в этом и заявленный ими в предисловии принцип отбора документов, когда они дают приоритет тем из них, в коих «отражен ход следствия Патриарха Тихона». Дело в том, что интересующее нас постановление имеет к этому ходу самое непосредственное отношение, поскольку явилось результатом полуторогодичного домашнего ареста Патриарха (декабрь 1919-сентябрь 1921 г.), когда над ним постоянно висела угроза полной изоляции, а над предводительствуемыми им органами Высшего Церковного Управления перспектива закрытия. С учетом того, что публикуется ниже, станет ясно, что такая позиция далеко не случайна.На этом фоне счастливым исключением выглядит небольшая книга преподавателя Санкт-Петербургской духовной семинарии священника Георгия Митрофанова «Православная Церковь в России и эмиграции в 1920-е годы», выпущенная им с благословения митрополита Иоанна (Снычева) в 1995 году. Будучи действительно квалифицированным историком, о. Георгий в отдельном приложении приводит целиком все необходимые для темы его сочинения источники, в т. ч. и постановление № 362. Более того, привлекая их и другие документы для построения соответствующей исторической картины, он делает это добросовестно, цитируя нужный ему пассаж в необходимом контексте. Таким образом, он оказался практически первым, кто познакомил заинтересованного российского читателя с постановлением № 362. Однако его работа имеет тот неизбежный изъян, что порой выводы, которые делает автор, обусловлены не их содержанием, а той идеологической позицией, которую он вынужден отстаивать. К интересующему нас документу это, увы, также имеет отношение, о чем в своем месте придется сказать. III.В предыдущих заметках подчеркивалось, что упоминаемое в резолюции пастырского совещания Австралийской епархии РПЦЗ постановление высшей российской церковной власти от 7/20 ноября 1920 г. сохраняет свою церковно-общественную значимость. Поэтому имеет смысл привести его здесь целиком, снабдив лишь краткими комментариями фактического характера, отражающими как дальнейшее следование его букве и духу, так и отход от них со всеми вытекающими отсюда последствиями. Публикация осуществляется по «Церковному вестнику» (Белград). – 1926, № 17-18. – С. 6-7.Постановление Святейшего Патриарха,Священного Синода и Высшего Церковного Советаот 7/20 ноября 1920 г. № 362По благословению Святейшего Патриарха, Священный Синод и Высший Церковный Совет в соединённом присутствии имели суждение о необходимости, дополнительно к преподанным уже в циркулярном письме Святейшего Патриарха указаниям на случай прекращения деятельности Епархиальных Советов, преподать епархиальным Архиереям такие же указания на случай разобщения епархии с Высшим Церковным Управлением или прекращения деятельности последнего и, на основании бывших суждений, постановили:Циркулярным письмом от имени Его Святейшества преподать Епархиальным Архиереям для руководства в потребных случаях нижеследующие указания:1. В случае, если Священный Синод и Высший Церковный Совет по каким-либо причинам прекратят свою церковно-административную деятельность, Епархиальный Архиерей за руководственными по службе указаниями и за разрешением дел, по правилам, восходящим к Высшему Церковному Управлению, обращается непосредственно к Святейшему Патриарху или к другому лицу или учреждению, какое будет Святейшим Патриархом для этого указано. 2. В случае, если епархия, вследствие передвижения фронта, изменения государственной границы и т.п. окажется вне всякого общения с Высшим Церковным Управлением или само Высшее Церковное Управление во главе со Святейшим Патриархом почему-либо прекратит свою деятельность, Епархиальный Архиерей немедленно входит в сношение с Архиереями соседних епархий на предмет организации высшей инстанции церковной власти для нескольких епархий, находящихся в одинаковых условиях (в виде ли Временного Высшего Церковного Правительства или митрополичьего округа или ещё иначе). 3. Попечение об организации Высшей Церковной Власти для целой группы оказавшихся в положении, указанном в п. 2, епархий составляет, непременный долг старейшего в означенной группе по сану Архиерея. 4. В случае невозможности установить сношения с Архиереями соседних епархий и впредь до организации высшей инстанции церковной власти, Епархиальный Архиерей воспринимает на себя всю полноту власти предоставленной ему церковными канонами, принимая все меры к устроению местной церковной жизни и, если окажется нужным, к организации епархиального управления, применительно к создавшимся условиям, разрешая все дела, предоставленные канонами архиерейской власти, при содействии существующих органов епархиального управления (Епархиального Собрания, Совета и проч. или вновь организованных); в случае же невозможности составить вышеуказанные учреждения — самолично и под своею ответственностью.5. В случае, если положение вещей, указанное в пп. 2 и 4, примет характер длительный или даже постоянный, в особенности при невозможности для Архиерея пользоваться содействием органов епархиального управления, наиболее целесообразной (в смысле утверждения церковного порядка) мерой представляется разделение епархии на несколько местных епархий, для чего Епархиальный Архиерей:а) предоставляет Преосвященным своим викариям, пользующимися ныне, согласно Наказу, правами полусамостоятельных, все права Епархиальных Архиереев, с организацией при них управления, применительно к местным условиям и возможностям;б) учреждает, по соборному суждению с прочими Архиереями епархии, по возможности во всех значительных городах своей епархии новые архиерейские кафедры с правами полусамостоятельных или самостоятельных.6. Разделённая указанным в п. 5 образом епархия образует из себя во главе с Архиереем главного епархиального города церковный округ, который и вступает в управление местными церковными делами согласно канонам.7. Если в положении, указанном в пп. 2 и 4, окажется епархия, лишённая Архиерея, то Епархиальный Совет или, при его отсутствии, клир и миряне обращаются к епархиальному Архиерею ближайшей и наиболее доступной по удобству сообщения епархии, и означенный Архиерей или командирует для управления вдовствующей епархии своего викария, или сам вступает в управление ею, действуя в случаях, указанных в п. 5, и в отношении этой епархии согласно пп. 5 и 6, причём при соответствующих данных вдовствующая епархия может быть организована и в особый церковный округ.8. Если по каким-либо причинам приглашения от вдовствующей епархии не последует, Епархиальный Архиерей, указанный в п.7, и по собственному почину принимает на себя о ней и её приделах попечение.9. В случае крайней дезорганизации церковной жизни, когда некоторые лица и приходы перестанут признавать власть Епархиального Архиерея, последний, находясь в положении, указанном в пп. 2 и 6, не слагает с себя своих иерархических полномочий, но организует из лиц, оставшихся ему верными, приходы и из приходов — благочиния и епархии, представляя, где нужно, совершать богослужения даже в частных домах и других приспособленных к тому помещениях и прервав церковное общение с непослушными.10. Все принятые на местах, согласно настоящим указаниям, мероприятия, впоследствии, в случае восстановления центральной церковной власти, должны быть представляемы на утверждение последней.Рассматривая публикуемый документ, прежде всего необходимо выяснить обстоятельства вызвавшие его к жизни. С одной стороны, в советской России нарастала антирелигиозная компания, уже почти год Патриарх Тихон находился под домашним арестом в своей резиденции на Троицком подворье в Москве, при том, что в любой момент он мог быть повергнут полной изоляции, а само Высшее Церковной Управление Православной Российской Церкви в лице Священного Синода и Высшего Церковного Совета лишиться возможности функционировать. С другой стороны, часть епархий в Сибири и на юге России продолжали оставаться отрезанными от Москвы фронтами гражданской войны, а другие из них (Финляндская, Рижская и выделенная из нее Ревельская, Литовская, Гродненская, Варшавская, большая часть Волынской и Кишиневская) оказались вне границ Российского государства, или же изначально были за границей (Алеутская и Североамериканская, миссии Урмийская в Иране, Китайская и Японская, приходы в Европе, духовная миссия в Палестине), при том что связь с ними была довольно затруднительной, и могла в любой момент оборваться совсем. В этих условиях принимаются два принципиальных положения, касающиеся церковного управления центрального и местного, которые и содержатся в первых двух пунктах настоящего постановления и при этом должны рассматриваться в их неразрывной связи друг с другом.Итак, первое обстоятельство, отмеченное в п. 1: прекращение деятельности ВЦУ, влекущее за собой передачу до первой возможности созвать Поместный Собор всей полноты высшей церковной власти Патриарху Тихону или (очевидно, в случае его изоляции или смерти) «другому лицу или учреждению, какое будет Святейшим Патриархом для этого указано». Общеизвестно, что существует каноническая норма, прямо запрещающая епископу передавать свою власть путем завещания. 23-е правило Антиохийского Собора (330 г.) гласит: Епископу не позволяется вместо себя поставлять другого, хотя бы он был и при конце жизни. Впрочем, здесь этот канон не нарушается. Патриарх Тихон не самовольно назначает себе заместителя (лицо или коллегию) на случай печальных для себя обстоятельств, а делает это с церковной санкции, в соответствии с которой такое поручение дается эксклюзивно, т. е. только самому Патриарху Тихону и никому более. Последнее принципиальное для понимания дальнейшей российской церковной истории обстоятельство следует из того очевидного факта, что в следующем п. 2 говорится уже о ситуации, связанной с прекращением деятельности ВЦУ во главе с Патриархом, когда группы соседних епархий, а при невозможности их совместных усилий по налаживанию церковного управления, как это следует из пп. 2-6, отдельные епархии переходят на временное самоуправление. Это означает, что когда уже нет ни полноценного ВЦУ, ни Патриарха Тихона как единоличного носителя высшей церковной власти (в связи с изоляцией или смертью), а также не могут нормально функционировать в этом же качестве назначенное им лицо или учреждение, коим во исполнение настоящего постановления ВЦУ он эту власть передал, вступают в силу положения, изложенные в пп. 2-9. Иначе говоря, тот, кому Патриарх Тихон передал свои полномочия, не вправе передавать их кому-либо, кроме тех, кто санкционирован его распоряжением, а если таковых нет или они не могут эти полномочия воспринять, то тогда наступает самоуправление епархий и/или их локальных групп (церковных округов). В нашей стране в полной мере все вышеизложенное было реализовано спустя полтора года после принятия постановления № 362. Срок полномочий ВЦУ, сформированного Московским Священным Собором в 1917 г., подошел к концу, при том стало очевидно, что очередной Поместный Собор созвать в установленные сроки не удастся. А главное, вследствие массированной антицерковной компании, развернутой большевиками весной 1922 г. был арестован Патриарх Тихон (с преданием его революционному трибуналу и перспективой расстрела) и прекратилась деятельность ВЦУ, в помещениях которого разместились учинившие с подачи властей церковный раскол т. н. обновленцы. Согласно распоряжению Патриарха, его обязанности временно до созыва Поместного Собора, в соответствии с п. 1 постановления № 362, должны были перейти к митрополиту Ярославскому Агафангелу. Однако последний не смог их воспринять, поскольку его переезд в Москву в Троицкое подворье и принятие канцелярии ВЦУ были обусловлены властями тем, что он должен был стать прикрытием для «обновленцев». Тогда митрополит Агафангел выпускает 5/18 июня 1922 г. свое знаменитое послание, где как носитель высшей церковной власти санкционирует российскому епископату то, что как раз и было предусмотрено пп. 2-9 постановления № 362. Обращаясь к архипастырям, он написал буквально следующее: «Лишенные на время высшего руководства, вы управляете теперь своими епархиями самостоятельно, сообразуясь с Писанием, церковными канонами и обычным церковным правом, по совести и архиерейской присяге, впредь до восстановления Высшей Церковной Власти». Следует сказать, что мудрое поведение Ярославского святителя позволило минимизировать урон, нанесенный Российской Церкви выступлением «обновленцев», так что в 1923 г., когда Патриарх Тихон смог вернуться к исполнению своих обязанностей в сознании церковной общественности еще сохранялась надежда на восстановление церковного организма.Теперь следует сказать несколько слов по поводу отношения постановления № 362 к РПЦЗ. Церковные историки и публицисты, не благоволящие последней, обычно обращают внимание на то, что обстоятельства, указанные в п. 2 постановления ее не касаются. Действительно, там речь идет о епархиях, уже существовавших ко времени установлении линии фронта или государственной границы, тогда как образованное в том же ноябре 1920 г. в Константинополе Высшее Русское Церковное Управление за границей, во-первых, состояло из епископов-беженцев, оказавшихся вне своих епархий, а, во-вторых, в значительной мере стало распространять свою власть на территории других автокефальных поместных церквей, где скопились тогда беженские массы из России. Этот довод можно было бы счесть справедливым, если бы ВРЦУЗ не было бы признано ВЦУ в Москве, которое при помощи западных дипломатических каналов поддерживало с ним связь, утверждая или же нет те или иные его инициативы. Правда, вследствие уклонения ВРЦУЗ в политику, со всей силой продемонстрированного в ноябре 1921 г. на собрании представителей РПЦЗ, получившем затем названия Первого Всезарубежного Собора, что самым негативным образом отразилось на и без того тяжком положении Церкви на родине, соединенное присутствие Священного Синода и Высшего Церковного Совета по предложению Патриарха Тихона 22 апреля/5 мая 1922 г. своим постановлением № 347 упразднило ВРЦУЗ. Любопытно, что это был последний акт высшей церковной власти, получившей полномочия от Собора 1917-1918 года. Но вот тут то российские зарубежные иерархи во главе с митрополитом Киевским Антонием и воспользовались постановлением № 362, и учитывая, что согласно его п. 2 само ВЦУ во главе со Святейшим Патриархом прекратило свое существование, учредили, опять же в соответствии с тем же пунктом, на своем Архиерейском Соборе 20 августа/2 сентября 1922 г. в качестве Временного Высшего Церковного Правительства для РПЦЗ, вместо упраздненного ВРЦУЗ, Временный Заграничный Архиерейский Синод. Дальнейшие свои отношения с Москвой, точнее либо отсутствие оных, либо резкое неприятие политики новоучрежденной в 1927 г. Московской Патриархии, ответственные деятели РПЦЗ объясняли «порабощением безбожной властью» последней (отсюда вырос известный тезис о «сергианстве»), хотя с канонической точки зрения здесь гораздо правильнее было бы говорить о несоответствии этого новоявленного органа требованиям постановления № 362. Впрочем, и в истории самой РПЦЗ не все было канонически безупречным, имея в виду конфликты ее руководства с Западноевропейским и Американским митрополичьими округами, но это уже тема другого разговора. Ну вот тут то мы и подошли к главному вопросу, связанному с предстоящим официальным визитом в Россию митрополита Лавра. Со статусом РПЦЗ в свете вышесказанного ситуация более или менее ясна. Ну а каков же будет он у РПЦ МП в свете рассматриваемого канонического акта высшей церковной власти Православной Российской Церкви? Отвечая на этот вопрос, прежде всего следует указать на то, что создатель Московской Патриархии, получивший в 1927 г. в изъятие из действовавших тогда узаконений регистрацию в Административном отделе НКВД в качестве «исправляющего должность Местоблюстителя Московского Патриаршего Престола», митрополит Нижегородский Сергий ни тогда ни в дальнейшем во всех своих публикациях и личных письмах, где он пытался обосновать свои права на высшую церковную власть, никогда не ссылался на постановление № 362 как на их источник. И это вполне понятно, поскольку в его свете, как это следует из его пп. 1 и 2, рассмотренных выше, таких прав у него не было. Вместо этого митрополит Сергий, вопреки фактам, настойчиво ссылается на постановление, принятое на второй сессии Московского Священного Собора (25 января/7февраля 1918 г.), о т. н. чрезвычайном местоблюстительстве, хотя оно, если бы кто-нибудь удосужился его внимательно прочитать, ему как раз ничего и не давало. Тем не менее в церковной историографии оно прочно заняло место этакого квази-канонического источника, устанавливающего институт Патриаршего Местоблюстителя и его Заместителя. Именно так, в духе установившегося стереотипа, толкует его в своей книге и о. Г. Митрофанов. Однако приведенная им пространная цитата из выступления заместителя председателя Собора князя Евгения Трубецкого, собственно, и принятого в качестве соборного постановления, вступает в непримиримый конфликт с таким утверждением. Этим постановление Собор, действительно, поручает Патриарху Тихону на случай непредвиденных случаев (изоляция, смерть) конфиденциально назначить себе «ряд местоблюстителей, чтобы власть от одного, в случае надобности, автоматически переходила к другому, временно – впредь до издания особых правил о местоблюстителе». Из сказанного следует: а) права Патриаршего Местоблюстителя могут передаваться только внутри круга лиц, определенных самим Патриархом Тихоном и б) данное постановление сохраняло силу до 28 июля/10 августа того же 1918 г., когда Собор принял особое определение «О Местоблюстителе Патриаршего Престола». Впрочем, в дальнейшем Патриарх Тихон, действуя уже на основе п. 1 постановления № 362 стал писать распоряжения о своих заместителях (местоблюстителях) на случай печальных для себя обстоятельств. Документально известно о трех таких актах: от 24 апреля/12 мая 1922 г. о временной до созыва Поместного Собора передаче патриарших прав и обязанностей митрополиту Ярославскому Агафангелу и от ноября 1923 и 25 декабря 1924/7 января 1925 г., устанавливающих порядок местоблюстительства в случае его (Патриарха Тихона) кончины. Согласно последнему из них он по примеру ситуации 1918 г. определил трех иерархов (митрополит Казанский Кирилл, митрополит Ярославский Агафангел и митрополит Крутицкий Петр), передав тому из них, кто сможет их воспринять, свои «патриаршие права и обязанности до законного выбора нового Патриарха», имея в виду выбор на основе соборного определения «О порядке избрания Святейшего Патриарха», принятого 31 июля/13 августа 1918 года. Как известно, должность Патриаршего Местоблюстителя в апреле 1925 г. смог занять митрополит Петр, впрочем, оказавшийся в изоляции в декабре того же года. Его роковой ошибкой и канонической и житейской стало то, что на случай своего ареста он назначил себе ряд «временных заместителей», среди которых первым стояло имя митрополита Нижегородского Сергия (Страгородского). Во-первых, он не имел права этого делать, поскольку переданные ему патриаршие права и обязанности, очерченные соборным определением от 8 декабря 1917 г. «О правах и обязанностях Святейшего Патриарха» такого права ему не давали, а канонической санкции на назначение себе заместителей, как это следует из постановления № 362, у него не было. Ну и, во-вторых, как известно, нет ничего более постоянного, чем временное. В любом случае, права Патриаршего Местоблюстителя от митрополита Петра в случае его изоляции или смерти могли перейти только к тому, кто был указан Патриархом Тихоном. События 1925-1927 гг., когда имели место две попытки узурпировать высшую власть в Российской Церкви, документально представлены и в опубликованном архиве Губонина и в «Трагедии Русской Церкви» Регельсона. Первая из них, впрочем, провалившаяся, состояла в том, что под прикрытием п. 2 постановления № 326 группа иерархов во главе с архиепископом Екатеринбургским Григорием (Яцковским), имея поддержку ОГПУ, организовала т. н. Временный Высший Церковный Совет. Однако указанный пункт дает право на организацию «инстанции церковной власти» соседним епархиям, т. е. речь идет в лучшем случае о региональном митрополичьем округе, тогда как архиепископ Григорий формировал всесоюзный центр церковного управления. Вторая оказалась, если так можно выразится, «удачной», когда митрополит Сергий смог утвердить свою власть, в т. ч. оттеснив в 1926 г. законного Патриаршего Местоблюстителя митрополита Агафангела. Беда тогдашнего церковного общества состояла в том, что о постановлении № 362, точнее о возможности игнорировать квази- или, все-таки, псевдо-канонический церковный центр, и на родине и за рубежом вспомнили только осенью 1927 г., когда оказалось, что митрополит Сергий стал проводить линию, согласованную с богоборческой властью, а то и прямо диктуемую ею. Тогда то порядка четверти российского епископата на родине и объединившийся вокруг них клир и церковный народ и стали действовать на основе рассматриваемого постановления, имея в виду уже его п. 9 (крайняя дезорганизация церковной жизни). Среди них были и законные местоблюстители – митрополиты Агафангел и Кирилл, первый из которых ввел самоуправление Ярославского митрополичьего округа, а второй морально поддерживал тех, кто не признавал власти Московской Патриархии, составив то, что вошло в церковную историю под названием Катакомбной Церкви.Из всего выше сказанного следует один простой вывод: РПЦ МП в переговорах ли с РПЦЗ, в возможном ли соборном процессе, буде он начат, не подобает выступать в роли этакой «Матери-Церкви», собирающей своих «блудных дочерей». Она всего лишь самый крупный осколок исторической Православной Российской Церкви, впрочем, как это видно из вышесказанного, утративший по отношению к ней каноническое правопреемство. И если ее фактического создателя митрополита Сергия, видевшего залог дееспособности церковной организации в ее централизме, оправдывало хотя бы стремление созвать законный Поместный Собор, то что может оправдать нынешнюю Московскую Патриархию, демонстративно порвавшую в 2000 г. с духом и принципами Священного Собора 1917-1918 гг., являющимися для Российской Церкви определяющими?И последнее, сейчас за РПЦ МП практически нет ничего более существенного, чем пресловутый административный ресурс нынешней российской власти. Но в этом случае любому православному не остается ничего другого, как задуматься над словами богодухновенных псалмопевцев Аггея и Захарии, звучащими за каждой Божественной литургией: Не надейтеся на князи, на сыны человеческия, в нихже несть спасения (Пс 145:2). Первая публикация: Портал- Credo. Ru 15-17.12.2003 г. (с редакционными сокращениями). Здесь представлена полная авторская версия. Доклад, представленный на VIII Андреевских чтениях, проведенных Библейско-богословским институтом св. апостола Андрея 12-13 декабря 2003 г. в Москве. В связи с будируемым в последние десятилетия деятелями РПЦЗ вопросом об экуменизме показательным представляется суждение ее видного идеолога протоиерея Петра Перекрестова, высказанное им в 1994 г. в докладной записке на имя секретаря Архиерейского Синода архиепископа Сиракузского и Троицкого Лавра (см.: http:// www. portal- credo. ru/ site/? act= news& id=1609& topic=176), где он пишет буквально следующее: «Очень важно при оценке экуменизма принять во внимание, что в своей зачаточной стадии, у экуменизма действительно были искренние побуждения — найти общий язык среди христианских деноминаций. Но это побуждение впоследствии перешло почти к требованию участия в общих молитвах, принятия общих богословских текстов, признанию друг друга как «сестер-церквей» и, вообще, установления «Нового религиозного порядка». Поэтому никоим образом нельзя сравнивать экуменизм, скажем, 20-х, даже 40-х или 50-х годов с экуменизмом конца 60-х годов и по сей день». У всех, кто знаком как с историей экуменического движения, так и с российской церковной историей истекшего века, данный пассаж может вызвать только улыбку необоснованностью высказанного суждения. При этом оно обнаруживает истинное, но не проговариваемое, намерение автора. Видеть какую-то принципиальную разницу между экуменическим движение 20-х, даже 40-х, с одной стороны, и конца 60-х и последующих годов нет никаких оснований. И тогда, на тех же конференциях комиссии «Вера и церковное устройство» (1927, 1937 гг.) и потом уже в рамках Всемирного Совета Церквей принималось то, что о. Петр называет «общими богословскими текстами», и тогда и потом эти мероприятия сопровождались общей молитвой участников (понятное дело, без интеркомуниона, т. е. евхаристического общения). Другое дело, что и тогда и потом, православные участники (до Второй Мировой войны среди них были и представители РПЦЗ) могли выражать (и выражали) свое особое мнение по поводу этих документов, кстати, никогда не носивших доктринального характера и, вообще, никого ни к чему не обязывавших. Да и от участия в общих молитвах всегда можно было отказаться. Правда, такой случай имел место лишь однажды, а именно в 1998 г. в Хараре на VIII Генеральной ассамблее ВСЦ, когда это сделали делегации некоторых православных церквей, и прежде всего РПЦ МП. Что же касается термина «сестры-церкви», то это, вообще, как говорится, из другой оперы. Он стал использоваться уже в лексиконе Католической Церкви после Второго Ватиканского Собора (1963-1965) для обозначения ее представителями церквей апостольской традиции – греко-православных и древне-восточных. Другое дело, что именно в 60-е гг., когда, с одной стороны, уже как два десятилетия греко-православные патриархаты и поместные автокефальные церкви в качестве Русской Церкви стали признавать исключительно Московский Патриархат, при этом почти полностью игнорируя РПЦЗ, а, с другой, большинство этих церквей вместе с РПЦ МП оказались представленными в ВСЦ, то идеологи РПЦЗ не нашли ничего лучшего, чем воспользоваться несуразным жупелом греческих старостильников о «все-ереси» экуменизма, дабы оправдать свое новое положение вне общения с православной «полнотой». Феномен новейшей российской церковной истории, известный под названием «сергианства» не имеет однозначного понимания в церковно-общественной мысли. Взгляд на него автора этих строк совпадает с тем, что в свое время высказал Лев Регельсон в известной книге «Трагедии Русской Церкви» (об этом см. ниже в примечании 7). В свою очередь идеологи РПЦЗ с самого начала ее размежевания с Московской Патриархией в сентябре 1927 г. в связи с известной декларацией митрополита Сергия и его Синода усматривают здесь свой фронт полемики, начало которому кладет окружное послание Архиерейского Собора РПЦЗ от 27 августа/9 сентября 1927 г., где упор сделан на политическом аспекте. Так, авторы этого документа пишут: «Послание митрополита Сергия не архипастырское и не церковное, а политическое и посему не может иметь церковно-канонического значения и не обязательно для нас свободных от гнета и плена богоборной и христоненавистной власти. <…> Иерархи (т.е. члены сергиевского Синода – И. И.) благословляют противохристианскую политику врагов всякой религии. Положение дела совершенно чуждое Церкви, вредное и опасное, способное создать новую тяжкую смуту в Церкви дать повод опасаться за чистоту Православия в России. Церковь не может благословлять противохристианскую, а тем более безбожную политику» (Церковные ведомости (Белград). – 1927, № 17-18. – С. 2). Оставим в стороне то простое соображение, что политическая составляющая декларации митрополита Сергия находилась в русле соответствующего курса Патриарха Тихона 1923-1925 гг., связанного с выражением лояльности в гражданской области наличной власти в нашей стране. Обратим внимание на другое. Находясь под защитой Югославского королевского правительства, а посему, действительно, будучи тогда «свободными от гнета и плена богоборной и христоненавистнеческой власти» группа иерархов-зарубежников во главе с митрополитом Антонием (Храповицким) забыла простою библейскую мудрость, которую напоминает Своим последователям Христос-Спаситель: «какою мерой мерите, такою и вам будут мерить» (Мф 7:2). В связи с этим можно вспомнить и общеизвестный факт доверительных отношений руководства епархии РПЦЗ в Германии с гестапо и другими инстанциями нацистского режима, к которому также как и к большевикам приложим эпитет «богоборный и христоненавистный», что позволило РПЦЗ в 1938 г. прибрать к рукам все православные приходы в Третьем Рейхе, и переход в конце Второй Мировой войны в лоно РПЦ МП тех иерархов и клириков РПЦЗ, что оказались на территориях, «освобожденных» Красной армией (среди них был и подписант цитировавшегося послания — управляющий приходами РПЦЗ в Болгарии архиепископ Серафим (Соболев)), или же, как это было в 1945 г. в Париже, приход под крышу РПЦ МП (за которой, понятное дело, в данном случае стоял НКГБ СССР) другого подписанта цитировавшегося документа – архиепископа Серафима (Лукьянова) (в 1946-1949 гг. митрополит и экзарх МП в Западной Европе), над которым висело позорное в тогдашней Франции обвинение в коллаборационизме в период нацистской оккупации. Этот разрыв можно увидеть, если сравнить принципиальные положения таких основополагающих определений Священного Собора Православной Российской Церкви, как «О правах и обязанностях Святейшего Патриарха Московского и всея России», «О порядке избрания Святейшего Патриарха», «По общим положениям о высшем управлении Православной Российской Церковью», «О высшем управлении Православной Российской Церковью – о Священном Синоде и Высшем Церковной Совете» «О круге дел, подлежащих ведению органов Высшего Церковного Управления», «О епархиальном управлении» и Приходской устав (см.: Священный Собор Православной Российской Церкви. Собрание определений и постановлений. М.: Издание Соборного Совета, 1918. – Вып. 1-4; репринт: М.: Московский Новоспасский монастырь, 1994), с одной стороны, и такие разделы Устава Русской Православной Церкви, принятого на Юбилейном Архиерейском Соборе (13-16 августа 2000 г.), как « IV. Патриарх Московский всея Руси», « V. Священный Синод», « VI. Московская Патриархия и Синодальные учреждения», « X. Епархии» и « XI. Приходы» (см.: http:// www. mospat. ru/ chapters/ regulation), с другой. Автор этих строк обычно предлагает сделать это в качестве практического задания участникам своего семинара по церковном праву в московском Свято-Филаретовском институте.Раздел «Г» указанного определения гласит: «Священный Синод и Высший Церковный Совет, каждый в отдельности или совместно по принадлежности, разрешают все недоразумения и вопросы, порожденные неполнотой или неясностью законов и соборных определений» (Священный Собор Православной Российской Церкви. Собрание определений и постановлений. — М.: Издание Соборного Совета, 1918. – Вып. 1. – С. 16). См.: Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти 1917-1943. Сборник в двух частях. Составитель М. Е. Губонин. – М.: Православный Свято-Тихоновский богословский институт; Братство во имя Всемилостивого Спаса, 1994. – С. 169. Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви 1917-1945. – Paris: YMCA- Press, 1977. – C. 269-270.Справедливо усматривая каноническую основу жизни и управления Православной Российской Церкви в определениях Московского Священного Собора 1917-1918 гг., Регельсон следующим образом оценивает те моменты ее истории, которые были связаны с утратой ею канонического высшего управления: «Попытка подменить Боговластие единоначалием, попытка заменить трудный путь утверждения достоинства каждого епископа как самостоятельной основы Церкви лжесмиренным послушанием церковно-административному «начальству» привела к разрушению всего патриаршего строя Русской Церкви. В результате Русская Церковь оказалась ввергнутой в те же бедствия, которое несло с собой обновленчество, — частичное восстановление церковно-государственной лжесимфонии и подмена соборно-патриаршего строя Церкви строем административно-бюрократическим. <…> Хотя митр. Петр (действовавший в качестве Патриаршего Местоблюстителя – И. П.) впоследствии поясняет, что он имел в виду лишь весьма ограниченные полномочия своих заместителей – ведение текущих дел (см. примечание 35) — однако и такое заместительство было нововведением, не предусмотренным никакими предыдущими церковными установлениями. Если строго следовать принципам, установленным Собором и Патриархом, то с арестом митр. Петра должен был вступить в действие Указ 7/20 ноября 1920 г. о децентрализации церковной структуры и самоуправлении епархий. Безразлично — с возношением имени митр. Петра, или только своего епархиального архиерея, вплоть до освобождения митр. Петра или передачи им своих полномочий другому Местоблюстителю (имеется в виду, указанных в распоряжении Патриарха Тихона – И. П.)» (Регельсон Л. Указ соч. – С. 97, 103). Очевидно, что эти справедливые замечания выглядели бы куда убедительнее, если бы автор был знаком с полным текстом постановления № 362, имея в виду прежде всего его п. 1. Цыпин В., прот. История Русской Церкви 1917-1997. / История Русской Церкви. – М.: Издательство Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1997. – Кн. IX. — С. 66. См.: Русская Православная Церковь. / Православная энциклопедия. – М. Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2000. – С. 136-148, 220-222. Следственное дело Патриарха Тихона. Сборник документов по материалам Центрального архива ФСБ РФ. Составители протоиерей В. Воробьев, Н. А. Кривова, С. Н. Романова, А. В. Щелкачев. – М.: Православный Свято-Тихоновский богословский институт, 2000. – С. 53. См.: Митрофанов Г., свящ. Православная Церкоь в России и в эмиграции в 1920-е годы. Приложение 1. — СПб.: Издательство «Ноах», 1995. – С. 86-88. Так о. Г. Митрофанов приводит в своем тексте достаточно полные цитаты, позволяющие понять центральные мысли таких документов, как постановление Московского Священного Собора о «чрезвычайном местоблюстительстве» и принципиальные пп. 1 и 2 постановления № 362. – См.: Митрофанов Г. свящ. Указ соч. – С. 6-7, 15-17. Идеологическая направленность работы о. Г. Митрофанова хорошо видна из следующего пассажа: «Жесткая позиция, занятая в отношении Русской Православной Церкви Советским правительством, и ответная реакция на эту позицию Поместного Собора сделали неизбежным возникновение конфликта между Церковью и государством, чреватого для Церкви не только возможностью закрытия Поместного Собора, но и перспективой ликвидации всех органов высшего церковного управления. Именно в этот действительно критический для высшей церковной власти в России момент Поместный Собор принял поистине промыслительное решение, не только достойно увенчавшее собрание определений Собора о высшем церковном управлении, но и сделавшее возможным само существование этого управления на протяжении более чем 25 тяжелейших лет русской церковной истории, которые отделяли Поместный Собор 1917-1918 гг. от ближайшего Поместного Собора 1945 г.» (Митрофанов Г., свящ. Указ. соч. – С. 6). Прежде всего, как это будет показано ниже (см. также примечания 28, 29), указанное автором постановление, кстати, не вошедшее и не могшее войти в «Собрание определений и постановлений» Священного Собора и известное в истории под условным названием «О чрезвычайном местоблюстительстве», не имело никаких канонических последствий для той идилической картины, которую он нарисовал. При этом обращает на себя внимание, что официальное название поместной церкви нашей страны, известное из соборных материалов 1917-1918 гг, – Православная Российская Церковь, заменяется им на позднейшее название подведомственной Московской Патриархии структуры – Русская Православная Церковь. Еще более вопиющим идеологизмом, с которым не может согласиться ни один честный церковный историк, является поставление на один уровень канонического достоинства Священного Собора 1917-1918 гг. и подготовленного, включая сюда и подбор его членов, Московской Патриархией под зорким наблюдением советских «компетентных» органов т. н. Поместного Собора 1945 г., проведенного всего в три дня (31 января-2 февраля 1945 г.), во время которых открытым голосованием на безальтернативной основе был «избран» Патриарх «всея Руси» Алексий (Симанский) и без лишних дискуссий принят куцый «Устав об управлении Русской Православной Церкви», решительно рвущий с тем строем церковной жизни и управления, который для Российской Церкви является единственно каноничным, как определенный ее соборной волей. Таким образом, о. Г. Митрофанов тщится доказать недоказуемое: будто бы историческая Православная Российская Церковь и нынешняя РПЦ МП есть одно и то же, и будто бы последняя выступает правопреемницей первой. Это следует из материалов следственного дела Патриарха Тихона. См.: Следственное дело… — С. 84, 112. См.: Акты… — С. 215-217. Акты… — С. 220. Это послание митрополита Агафангела было также опубликовано в белградский «Церковных ведомостях», издаваемых Архиерейским Синодом РПЦЗ (1922, № 10-11, с. 2). Послание митрополита Агафангела было тем более своевременным, что двумя днями ранее (3/16 июня 1922 г.) появился т. н. «меморандум трех», в котором маститые иерархи — митрополит Владимирский Сергий (Страгородский), архиепископы Нижегородский Евдоким (Мещерский) и Костромской Серафим (Мещеряков) выступили в поддержку самозванного «обновленческого» ВЦУ, призван его «каноническую законность» (см.: Регельсон Л. Указ. соч. – С. 303-304). Этот акт, вызванный, очевидно, боязнью утраты «канонического» центра, был довольно соблазнительным. Свидетель событий, а впоследствии сторонник митрополита Сергия как Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополит Куйбышевский Мануил (Лемешевский) по этому поводу писал в своем «Словаре русских епископов»: «Многие из архиереев и духовенства рассуждали (имеется в виду в июне 1922 г. – И. П.) наивно и правдиво так: «Если уж мудрый Сергий признал возможным подчиниться ВЦУ, то ясно, что и мы должны последовать его примеру» (цит. по: Регельсон Л. Указ. соч. — С. 75). См., например: Троицкий С. В., проф. О неправде карловацкого раскола. Разбор книги протоиерея Михаила Польского «Каноническое положение высшей церковной власти в СССР и за границей». – Paris: Edition de L’ Exarchat Patriarcal Russe en Europe Occidentale, 1960. – C. 95-103. На допросе, проведенном 9 мая 1922 г. начальником Секретного отдела ГПУ Т. П. Самсоновым, Патриарх Тихон признал, что переписку с российскими церковными структурами и духовенством за рубежом он поддерживал «через Польскую, Латвийскую, Эстонскую и Финляндскую, а иногда и через Чехословацкую миссии» (Следственное дело… — С. 160). Так, в ответ на обращение ВРЦУЗ Соединенное присутствие Священного Синода и Высшего Церковного Совета под председательством Патриарха Тихона приняло 30 сентября/13 октября 1921 г. постановление № 193, в котором говорится: «1) В виду нецелесообразности подчинения существующему за границей Высшему Церковному Управлению Русской Церкви всех православных церквей и общин Московского Патриархата за пределами Советской России, оставить это Управление с прежними его полномочиями, без распространения сферы его действий на православные церкви в Польше, Финляндии, Эстонии, Латвии и Литве, каковые сохраняют существующий у них ныне образ церковного управления, 2) ходатайство об учреждении должности наместника Святейшего Патриарха за границей, как ничем не вызываемое, также отклонить, и 3) сообщение о предполагавшемся созыве на 1 октября ст. ст. Собора русский православных заграничных церквей принять к сведению. О чем уведомить Преосвященного Митрополита Антония» (Следственное дело… — С. 695). Акты… — С. 193-194. Строго говоря, указанным постановлением № 347 управление русскими заграничными приходами в связи с упразднением ВРЦУЗ должно было полностью сосредоточиться в руках митрополита Евлогия (Георгиевского), которому ранее указом Патриарха и Священного Синода № 424 от 26 марта/8 апреля 1921 г. было поручено управление русскими церквами в Западной Европе (см.: Акты… — С. 175), однако с учетом ситуации, описанной в п. 2 постановления № 326 (прекращение существования московского ВЦУ), тот «ради братского отношения к собратьям-архиереям, закинутым в эмиграцию, во имя любви к митрополиту Антонию, старейшему зарубежному иерарху» пошел на образование Архиерейского Синода РПЦЗ под председательством последнего (см.: Евлогий [Георгиевский], митр. Путь моей жизни. — Paris: YMCA- Press, 1947. – C. 404). Так, в ответ на требование известной декларации митрополита Сергия и Временного Патриаршего Священного Синода при нем от 16/29 июля 1927 г. о лояльности советской власти со стороны русского зарубежного духовенства (см.: Акты… — С. 509-513) Архиерейский Собор РПЦЗ 27 августа/9 сентября 1927 г. определил: «Заграничная часть Всероссийской Церкви должна прекратить сношения с Московской церковной властью в виду невозможности нормальных сношений с нею и в виду порабощения ее безбожной советской властью, лишающей ее свободы в своих волеизлияниях и канонического управления Церковью». Далее следовала ссылка на постановление № 362, хотя и без четкого указания обозначенных в нем ситуаций, дающих повод к прекращению таких сношений. Впрочем, следующее затем решение считать «своею главой Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра», находившегося в изоляции, позволяет трактовать эту ссылку в духе указанного в п. 2 означенного постановления «прекращения деятельности» канонического ВЦУ (см.: Церковные ведомости (Белград). – 1927, № 17-18. – С. 1-3). Конфликт этот обозначился на Архиерейском Соборе РПЦЗ в 1926 г., когда имеющие самостоятельные полномочия от канонического ВЦУ (Патриарх Тихон и Священный Синод) в своих церковных округах (Северная Америка и Западная Европа) митрополиты Платон (Рождественский) и Евлогий (Георгиевский) заявили, что признают за зарубежными Архиерейскими Собором и Синодом лишь морально-общественное, но не каноническое или же судебно-административное значение. Оценивая данную ситуацию, митрополит Евлогий говорил, что Собор РПЦЗ «незаконно присвоил высшую власть в Русской Церкви, могущую изменять и даже отменять канонические распоряжения Патриарха Тихона, и, таким образом, создал наш горестный церковный раскол» (Евлогий, митр. Указ. соч. – С. 612-613). Еще Л. Регельсон обратил в свое время внимание на то, что митрополит Сергий получил до того тщетно испрашиваемую государственную регистрацию для себя в качестве «и. д. Местоблюстителя Московского Патриаршего Престола» и организуемого при себе «Временного так называемого Патриаршего Священного Синода» лишь в мае 1927 г. (окончательное «утверждение» Административным отделом НКВД этого органа произошло уже в августе того же года) после пятимесячного (ноябрь 1926-март 1927 г.) пребывания во внутренней тюрьме ОГПУ, где с ним плотно работал Е. А. Тучков, занимавшийся в нем церковными делами в должности начальника VI отделения Секретного отдела. При этом данная регистрация была дана «в изъятие из узаконений», поскольку согласно постановлению ВЦИК от 3 августа 1922 г. высшее церковное управление могло быть зарегистрировано лишь как «исполнительный орган Всероссийского съезда религиозного общества», что в случае с Православной Российской Церковью означало его избрание Поместным Собором, на созыв которого в свою очередь требовалось предварительное разрешение надлежащей гражданской власти, что, понятное дело, предполагало уже принятие соответствующего политического решения на уровне Политбюро ЦК ВКП (б) (См.: Регельсон Л. Указ. соч. – С. 117, 408, 413-417 и 435 (ср.: с. 326); Архивы Кремля. Политбюро и церковь 1922-1925 гг. Издание подготовили Н. Н. Покровский, С. Г. Петров. – Новосибирск: «Сибирский хронограф», М.: «РОССПЭН», 1997. – Кн. 1. – С. 363-364).